Не мебель, а предметы искусства. Особое внимание обращали на себя картины. Здесь были полотна лучших западных мастеров, и, как пояснил мне дворецкий, часть этих картин принадлежала герцогине Сассо-Руффо – в свое время они были взяты из строгановской галереи. Это собрание картин стоило многие десятки тысяч рублей. Подведя меня к одной из них, дворецкий назвал имя одного из великих мастеров эпохи Возрождения. Я, было, усомнился, что в этом уголке Полтавской губернии висит подлинное произведение великого художника. Прошло двадцать лет, и мне суждено было вспомнить эту картину. После революции на деньги, ассигнованные съездом кооператоров, эта картина, которая действительно оказалась оригиналом, была куплена у князя Мещерского для Румянцевского музея и ныне составляет украшение знаменитой галереи.

Осмотрев дворец, я простился с почтенным слугой и отправился в другую усадьбу, к управляющему. Хозяйственные постройки были сделаны богато и на широкую ногу. Вместе с управляющим мы поехали в завод (управляющий хотел выглядеть большим барином и заявил, что не любит ходить пешком, а привык ездить), чтобы осмотреть трех последних, назначенных в продажу кобыл. Это были Буйная, Бунтовщица и Фея. Я их купил за грош. После покупки этих кобыл завод наследников князя А.В. Мещерского перестал существовать.

Поезд на Кременчуг и далее на Николаев отходил лишь утром, и мне пришлось переночевать в Весёлом Подоле. Меня устроили в конторе, но там было так душно и жарко, что я предпочел переночевать в парке, в небольшом деревянном домике, где когда-то жил сторож. Все тот же дворецкий устроил мне ложе из сена, принес простыни и подушки. Я пригласил его посидеть со мной, и мы устроились на скамеечке возле домика. Много интересного о жизни Мещерских и Строгановых услышал я от словоохотливого старика. Все его рассказы хранили не только живую, но и обаятельную силу и долго потом вспоминались мне. Уже давно длинная тень от дома покосилась на юг, где-то далеко за рекой прокричали коростели, а мы всё сидели и мирно беседовали. Наконец старик поднялся, пожелал мне покойной ночи и тихими шагами удалился к себе. Я долго не мог уснуть, так как кузнечики ковали в деревянных стенах и звон их все стоял в моих ушах. Наконец я забылся и заснул…

С тех пор прошло двадцать четыре года. И вот недавно, перебирая поступивший ко мне архив известного в свое время коннозаводчика Г.Д. Янькова, я вспомнил Фею, а вместе с ней Весёлый Подол и свою поездку в имение Мещерского. Казалось бы, ничего не могло быть общего между яньковским архивом и Феей, однако в действительности данные этого архива дали мне в руки полное и подробное разъяснение породы этой кобылы. Фея дала у меня в заводе серого жеребца Фудутуна 4.41 (на три версты), пока что самую резвую лошадь моего завода на эту дистанцию. В описи завода князя Мещерского порода Феи была изложена неудовлетворительно, поэтому ее дети не имели права бежать на некоторые именные призы, в том числе на Императорский. Мне это было крайне досадно, так как Фудутун был рысаком первого класса и бежал в Петербурге с выдающимся успехом, причем нередко бил метисов. Это была лошадь не только резвая, но и чрезвычайно сильная, и наездник Финн считал, что она не может проиграть Императорский приз. Однако на этот приз Фудутуна не допускали из-за неясности происхождения Феи. Тогда Карузо, Прохоров и я приложили все усилия, чтобы разъяснить породу кобылы. Прохоров был специально командирован в Курскую губернию, где в имении князя И.В. Мещерского разыскал в архиве все сведения о происхождении Феи по женской линии. Доставленные документы были настолько неоспоримы, что Главное управление коннозаводства их признало. Но происхождение отца Феи, серого жеребца Степенного, несмотря на все наши старания, установить не удалось. Фудутун так и не был допущен на Императорский приз.

В «Заводской книге русских рысаков» происхождение Степенного изложено так: «Степенный, сер. жер., р. у И.П. Преснякова в 1875 г., от Мужика зав. Кабанова, дед Ворон зав. А.Б. Казакова, прадед Мужик 2-й, прапрадед Полкан 3-й. Мать Гусыня зав. г. Шкарина. Больше сведений о породе не было».

Сомнения в том, что Степенный – орловская лошадь, не было, так как заводы Кабанова, Преснякова и Шкарина, находившиеся вблизи Хренового, производили рысистых лошадей.

Я могу со слов Н.И. Паншина, сына известного конноторговца И.Н. Паншина, сообщить некоторые данные о Кабановых. Паншин бывал в заводе Кабановых и рассказывал мне, что основатель этого завода был любимым кучером графа А.Г. Орлова-Чесменского и с этой должности назначен в управляющие Хреновским заводом. Как говорили Паншину, завод Кабановых был создан исключительно из хреновских кобыл, десять голов были подарены еще самим графом Орловым. Тогда же Кабанову из хреновских степей был выделен участок земли в две тысячи десятин. Паншин знал два поколения Кабановых. Это были, как он выразился, «девятипудные детины». Особенно хорошо отзывался Паншин об И.И. Кабанове, который был замечательным животноводом: он разводил не только лошадей, но и собак, крупный рогатый скот, птиц. За это его ценил и любил великий князь Николай Николаевич старший, который всегда вызывал Кабанова в Чесменку и там совещался с ним по коннозаводским вопросам.

К несчастью, описи заводов Кабанова, Преснякова и Шкарина никогда не были напечатаны, а так как аттестат Степенного и заводские книги князя Мещерского сгорели, то выяснить происхождение матерей Мужика и Степенного не представлялось возможным.

Только теперь мне удалось разъяснить породу кабановского Мужика. В архиве Г.Д. Янькова имеется несколько подлинных аттестатов лошадей, ему принадлежавших, в том числе аттестат знаменитого хреновского Вероника. Там я нашел аттестат рыжей кобылы Тары завода Дубовицких, р. 1862 г., от Лоскута и Верной. И вот на обороте этого аттестата имеется запись, что Тара в 1872 году была случена с вороным жеребцом Мужиком завода Кабанова, от Ворона завода Казакова. Далее приведена порода матери этого Мужика. Это была кобыла Любушка, дочь Амазонки завода графини А.А. Орловой-Чесменской. Итак, как и следовало ожидать, мать Мужика оказалась не только рысистой кобылой, но кобылой выдающегося происхождения.

Все это теперь имеет лишь академический интерес: Фудутун погиб во время революции, а в Прилепах женская линия Фурии не сохранилась.

Завод наследников М.Ф. Семиградова

С Михаилом Фёдоровичем Семиградовым я познакомился у Феодосиева в Москве. Семиградов был довольно состоятельный человек, у него было имение в Бессарабской губернии. Все Семиградовы были помещиками, но коннозаводчиков и любителей лошадей среди них не было. М.Ф. Семиградов стал первым представителем этой семьи, который заинтересовался лошадьми и завел конный