осознанной лишь сейчас, меня настигло ясное понимание происходящего. Для меня это не просто перелет из одного места в другое, это перелет из прошлого в будущее — столь туманное и неопределенное, что ничего в нем было не разглядеть. Тридцать лет я прожила в одном городе, где все мне было знакомо, — и на тебе: подумала, подумала, за какой-то месяц все решила, быстренько собралась и вот лечу туда, где ни я никого не знаю, ни меня никто не знает. Отчего-то я представила себя в будущем: прошел, наверное, не один десяток лет, я так же лечу в самолете с котом, но уже не Гомером, навестить собственных внуков и похлопываю по руке нервную молодую женщину, что сидит рядом со мной, и говорю ей: «Дорогая, это все ничего. Вы даже не представляете, сколько всего вас ждет впереди…»

Мои грезы безжалостно оборвал своим воплем Гомер, вслед за чем послышалось грозное предупреждение. Оно исходило от весьма раздраженного пассажира, сидевшего позади нас: «Вы хоть когда-нибудь заткнете ему рот?!»

— Помилосердствуйте, сэр, — тут же обернулась к нему моя спутница, — бедный котенок летит первый раз в жизни! А вот чем вы объясните свою бестактность?

Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и в порыве благодарности схватила ее за руку: «Спасибо вам!» Она успокаивающе, как мама, ответила на мое рукопожатие.

— Некоторые люди ведут себя так, будто кошки нарочно им досаждают, а обычное участие — не про них.

Мгновение, когда в иллюминаторе я увидела статую Свободы и башни Всемирного торгового центра, было одним из самых счастливых в моей жизни. Даже печальная весть (после сорока минут ожидания багажной карусели) о том, что наш багаж не успел вслед за нами добежать до стыковочного рейса и потому ожидается лишь на следующий день, не смогла умалить моей радости.

Зато физически я чувствовала себя разбитой, как та боксерская груша, — в отличие от Тони и Феликса, свеженьких как огурчики. Они сообщили мне, что Скарлетт и Вашти вели себя вполне прилично, и я горячо поблагодарила их за дружеское участие в переброске моих питомцев через всю страну, вслед за чем они попрыгали в такси и помчались навещать кто родственников, кто знакомых, раз уж выдался такой случай — попасть в Нью-Йорк.

Я погрузила всех своих кошек в третье такси и дала таксисту адрес нашего нового проживания. В свой предыдущий приезд две недели тому назад, когда подписывала договор аренды, я предусмотрительно закупила новый кошачий туалет, запаслась кошачьей едой и мисками — и все это оставила на привратника. Тогда же я заказала новую кровать и постельное белье, а мой приятель Ричард, живший в том же доме и, собственно, способствовавший тому, чтобы я сняла в нем квартиру, взялся проследить за доставкой. Остальная мебель должна была прибыть через несколько дней.

Привратник выдал мне ключи, снабдил тележкой, помог погрузить в нее кошек со всем нашим скарбом и занес все в квартиру на тридцать первом этаже. Едва дверь за ним закрылась, я стала вызволять питомцев из заточения. Скарлетт и Вашти, все еще в состоянии грогги[22] после транквилизатора, потоптались, походили кругами и наконец улеглись прямо на полу у батареи. Гомер выглядел несколько ошарашенным, но, судя по всему, довольным и благодарным за то, что его выпустили и он наконец стоит на твердой поверхности. До этого, когда мы переезжали, он пружинкой вылетал из переноски, чтобы исследовать новое место. Но на сей раз вышел с опаской. Что-то было не так, и непохоже, что причина крылась в долгом сидении в переноске и всех ужасах воздушного путешествия.

Поставив мисочку с едой и туалет, я поднесла Гомера поближе, чтобы он понял, где их искать, а сама швырнула одеяла и простыни на кровать и навзничь упала на них лицом вниз. «Мы всё сумели, — подумала я. — Мы в Нью-Йорке». Краешком глаза я проследила за Гомером: мелкими шажками он продолжал мерить комнату; воздух был сухой и холодный, и его шерстка потрескивала статическим электричеством. Из сумки я извлекла любимого Гомерова червячка — я не поленилась скатать его и взять с собой в ручную кладь, мне не хотелось, чтобы он затерялся в контейнере среди прочих вещей; я считала, что Гомеру будет лучше, если рядом с ним окажется что-то родное и знакомое, чтобы он сразу опознал его на новом месте.

Но впервые радоваться старому другу Гомер не спешил. Обнюхав, он удостоверился в его подлинности и даже перенес любимца поближе к мисочке, а затем вновь отправился мерить квартиру шажками.

С той минуты, когда с рассветом к нам нагрянул грузовой фургон и начался этот суматошный день, и до настоящего времени прошло ровно тринадцать часов, и мне хотелось лишь одного: упасть на кровать, чтобы меня не трогали следующие тринадцать. Вслед за Вашти и Скарлетт я стала проваливаться в сон. Но Гомер спать не собирался. Все-таки, подумалось мне, здесь что-то явно не так, но вот что… Похоже, Гомер решил не отступать, пока не выяснит, что именно.

Он стал котом, который не спал всю ночь в том городе, который никогда не спит. Он стал нью-йоркцем.

Глава 18. Зимний котильон

…От Зевса приходит к нам каждый Странник и нищий. Хотя и немного дадим, но с любовью. ГОМЕР. Одиссея

Моя манхэттенская квартира считалась студией, пусть и довольно большой, семьсот пятьдесят квадратных футов плюс уличная терраска, но все-таки студией. Чтобы жить в такой, надо привыкнуть. А переходный период у моих питомцев, в отличие от меня, затянулся. Гомер был явно выбит из колеи: он просто-таки недоумевал по поводу концепции такой квартиры, что состоит из одной комнаты. Скарлетт и Вашти, изначально не одобрявшие любое сокращение жизненного пространства, еще раз, уже воочию, убедились, как они правы, потому что и впрямь оно сузилось до четырех стен и санузла. На том они и успокоились. Гомер же не мог смириться не одну неделю. У него и характер-то был куда более беспокойный и игривый, чем у кошечек. И тут вдруг оказалось, что играть ему негде. Думаю, он полагал, что где-то должна