А еще у него в чемодане был портрет девушки, стоящей на фоне выжженного солнцем пустынного пейзажа. На шее он носит ее подвеску в виде ключика. Девушка явно имеет для него какое-то значение.

Я прибавляю скорость. Мой следующий пункт назначения – блуждающие огни Марфы. Если Карла там нет, отправлюсь на ферму его дедушки.

Карл не знает, на что я готова. Да и никто не знает – кроме меня.

Стоит мне отъехать от Остина на час, как в голову вновь забирается Карл.

Будь он сейчас рядом, то высовывался бы из окна, фоткая на воображаемую или настоящую камеру пухлые мультяшные облака из «Истории игрушек», заставляя тормозить возле палаток с персиками, сбитых животных и у каждого моста через извилистую реку Педерналес, чтобы мыть там золото, разумеется.

Он ухмылялся бы, проезжая мимо городка под названием Хай и винодельни «Жирный зад».

Нет, я по нему не скучаю. Но с ним я хотя бы не клевала носом за рулем.

До блуждающих огней Марфы еще семь часов езды. Я планирую ехать почти без остановок. «Официальная» смотровая площадка раньше была обыкновенным дорожным карманом, пока одна зажиточная техасская семья не помогла превратить огни в достопримечательность, построив на этом месте небольшую парковку и общественный туалет.

В эти семь часов я заложила три короткие остановки – сходить в туалет, напоить Барфли и заправиться (дабы соблюсти правило «бак всегда наполовину полон»). На трассе мне встречаются почти одни пикапы, и больше половины из них – белые. Я стараюсь рассматривать всех водителей и пассажиров, но я – далеко не единственная жительница Техаса, прячущаяся за тонированными стеклами и солнцезащитными очками.

Чувствую себя все более уязвимой и незначительной – по мере того, как передо мной раскидывается бескрайнее техасское небо, а я стремительно уменьшаюсь в размерах по сравнению с ним. Кто-то однажды прозвал этот край «Великой пустотой». Признаться, трудно придумать более меткое название.

За последние полчаса зеленые холмы резко сменились коричневой пустошью, на которой тут и там торчат рукастые кактусы.

Единственный раздражитель, который не дает мне сейчас уснуть, – древний голубой «Жук», за рулем которого сидит блондинка в красной бейсболке. Окна ее машины широко открыты, что посреди техасского июля может означать только одно: нищету.

У нее на коленях лежит что-то пушистое – домашнее животное или меховой плед. Машина то и дело виляет, заезжая одним колесом на встречную полосу. Наконец она обгоняет меня. Я обгоняю ее. И так – четыре раза. Заправок на дороге становится меньше с каждой милей, машин тоже.

Голубой «Жук» пролетает мимо, а я съезжаю на захудалую заправку, над которой гордо реет огромный техасский флаг – при желании в него можно целиком завернуть все заведение. Среди бледной пыли торчит табличка с надписью: «Девчонки! Не умирайте девственницами – на небесах вас будут ждать террористы».

Других машин на заправке нет. Окна забраны железными решетками.

Ладно, ради холодной содовой можно и рискнуть. На пороге меня встречает морозный кондиционированный воздух, вонь тамале и задорная музыка техано.

Я прошу у подростка за стойкой «Доктор Пеппер», и тот показывает пальцем на холодильник с пивом. Он слишком мал, чтобы торговать алкоголем, но жаловаться здесь некому. Среди пива «Корона» и воды «Озарка» затесалось несколько бутылок моей газировки.

Три напитка на весь магазин: хозяин заведения явно знает свою аудиторию. Я выуживаю из холодильника пару бутылок «Доктора Пеппера» – его заграничную топовую версию с настоящим сахаром, которую так любит Карл. Заодно прихватываю упаковку вяленой говядины и последние пять тампонов из вскрытой пачки (по два доллара за штуку). Все-таки хозяин магазина и впрямь знает, на что готов его отчаявшийся покупатель.

Расплачиваясь за покупки и дорогой бензин, который я намерена закачать в бак, сквозь замызганное окно я вижу, как на парковку въезжает голубой «Жук». Мальчик отдает мне сдачу почти не глядя – это хорошо, а то я сегодня почти не маскировалась. И даже не красилась.

Когда я открываю дверь, «Жука» нигде не видно. Быстро осушив бутылку, я выбрасываю ее вместе с чеком в старую пластиковую урну с надписью «утиль». Как приятно наконец не думать о расходах, не вычитать каждый грош из бюджета! С тех пор как Карл сбежал, я ничего не считаю. Ни деньги, ни шаги.

Рывком открываю дверь пикапа.

Впереди сидит водительница «Жука» – прямо, как штык. Или, скорее, как манекен для краш-тестов. Словно кто-то приставил к ее виску дуло пистолета. Я вижу нижнюю часть лица, бейсболку и волосы цвета карамели – спутанные и липкие, как у старой Барби.

Вот она поворачивается ко мне лицом, одновременно стягивая кепку и парик.

Карл.

– Умора, да? – гогочет он. – Волосы приклеены прямо к бейсболке. Купил эту штуку на Ламаре, в «Гудвиле». Такие сувениры, помню, раньше продавались в парке аттракционов «Шесть флагов над Техасом».

– Где ты был?! – Я зла. И при этом испытываю огромное облегчение – оно просачивается сквозь каждую пору на моем теле.

– Прокатился автостопом с двумя девчатами, которые ехали в Остин.

– А потом?

– Не знаю. Опять что-то с памятью. – Он стучит себя по лбу. – Потом я раздобыл тачку и нашел тебя на Гваделупе-стрит. Думал, ты меня увидела. Проследил за тобой до кондитерской и стал ждать, когда лицо у тебя станет попроще.

Я осматриваюсь. «Жука» нигде нет.

– Ты угнал машину?! Где она?

– За магазином. Ключи в замке.