Надавив на педаль газа, я объезжаю грузовик. Он недовольно сигналит, но зато нам удается оторваться от спорткара, в котором едет тот репортер.

Шейн смеется.

– Вот черт.

Хоть кто-то одобряет, что я иду на риск. Я веду машину на восток. Зелень Такомы становится все ярче по мере того, как мы приближаемся к горам. Всю дорогу мы непринужденно разговариваем, проезжая мимо деревьев и холмов, самой жизни, которая никогда не казалась мне такой восхитительной. Я готова отдать все, чтобы Хлоя, Себастьян и остальные получили еще один шанс насладиться ей. Наверняка миссис Стернфилд что-то знает. После смерти ее дочери должен был остаться целый клад, сокровищница исследований, а может, она посвятила свою мать в то, чем занималась. Все может быть. Я должна выяснить, что стоит за ложью, которую выдало лицо миссис Стернфилд.

Два часа спустя мы въезжаем в глухой переулок, где живет миссис Стернфилд. Недалеко от базы отдыха, которая рекламирует свои поля для гольфа и бег на лыжах.

Я хлопаю себя по лбу.

– Вот блин. А что, если она сюда только в отпуск приезжает?

Оттопырив указательный палец, Шейн делает вид, будто сдувает дымок с дула пистолета и подчеркнуто медлительно произносит:

– Мы можем узнать это, только позвонив в дверь, напарник.

Я паркуюсь на засыпанной гравием дорожке на краю двора, густо заросшего цветами. Они окружают аккуратный белый домик с вычурными бледно-лиловыми занавесками. Не то, чего я ожидала, учитывая впечатление суровости, которое на меня произвела миссис Стернфилд. Может, я и ее эмоции тогда прочитала неправильно?

Сделав несколько глубоких вдохов, я выхожу из машины и вместе с Шейном иду к двери. Он ухмыляется и нажимает на кнопку звонка. Ни слышно ни лая собаки, ни торопливых шагов. Я заглядываю в большое окно справа от нас. Ни малейшего шороха.

Я поднимаю руку, чтобы позвонить еще раз, но тут дверь резко распахивается. Женщина, чье чопорное лицо не сходило с экрана моего телевизора, стоит перед нами собственной персоной. Вместо жилетки для игры в гольф или стильных вещей, сочетающих оттенки розового и зеленого, на ней джинсы и походные ботинки. Она говорит:

– Вы проделали немалый путь, не так ли, мисс Холлингс и мистер Эллиот.

Голос звучит грозно, но в ее глазах видны отблески страха.

На мгновение я застываю.

– Вы знаете, кто мы?

– Как бы я ни старалась, от новостей не скрыться. Ну так что я могу для вас сделать?

Она хмурит лоб, и от нее веет любопытством, но сильнее всего я ощущаю исходящий от нее страх.

Шейн стоит расслабленно, расправив грудь и уперев руку в бок, как шериф.

– Для начала, мы очень сожалеем о том, что случилось с вашей дочерью.

И когда это он стал таким дипломатом.

Мисс Стернфилд часто моргает.

– Спасибо.

Стараясь говорить как можно мягче, я спрашиваю:

– Ваша дочь в некотором роде связывает всех нас, вам не кажется?

Она поднимает бровь.

Шейн наклоняется вперед и прижимает руку к сердцу.

– Мы знаем, что выбрали не лучший момент, но это, быть может, наш единственный шанс поговорить с человеком, который был ближе всех к доктору Стернфилд. Не могли бы вы рассказать нам немного о ней? Может, что-нибудь поможет нам понять, что именно она дала нам и почему?

Плечи миссис Стернфилд напрягаются, и она заметно щурится. Я ожидала, что она почувствует грусть, когда мы упомянем ее дочь. Но я вижу только настороженность. Как странно. Чего ей теперь бояться? Оставшегося от дочери наследства? Слишком поздно.

С видимым усилием она принимает более расслабленную позу и смотрит на нас уже не так напряженно.

– Шарлотта могла зацикливаться на том, что делает. Я знаю, что она не собиралась причинять вред вам или кому-то еще. Осознав, какой ущерб нанесло ее исследование и как пресса будет пожизненно преследовать ее, она не смогла это вынести. Она вытирает щеку – на которой нет ни слезинки – и опускает взгляд, чтобы не смотреть нам в глаза.

– Остальное вы знаете. А теперь я надеюсь, что вы оставите меня в покое наедине с моей скорбью.

Я внимательно рассматриваю ее. Все в ее словах кажется слишком хорошо подготовленным. Читая ее эмоции, я вижу тревогу и нечестность. И почему она не пригласила нас войти, как сделал бы нормальный человек в подобных обстоятельствах?

Хотя это выглядит как чрезмерная назойливость, я подхожу ближе.

– Может, вы могли бы облегчить свою скорбь, если бы помогли исправить последствия того, что она сделала.

Она скрещивает руки на груди.

– Я не генетик. Я преподавала литературу.

– Мы просто хотим знать, может остались какие-то заметки или ее компьютер, где могла сохраниться информация о противоядии.

Миссис Стернфилд качает головой.

– Я уже все отдала своему бывшему мужу. Извините.

Извините, ну и дела. И черты ее лица стали более напряженными, когда она упомянула доктора Гордона.

Мы с Шейном используем все обаяние, которым мы теоретически обладаем, чтобы вытянуть из нее больше, но она настаивает, что у нее есть другие дела. Когда она закрывает дверь, я топчусь рядом с Шейном, не зная, что делать дальше.

Я шепотом спрашиваю:

– Видел ее выражение, когда она заговорила о докторе Стернфилд? Мне же не показалось, что тут что-то не то, да?

Он подталкивает меня к машине.

– Нет, она и правда ведет себя как-то странно.

– Она что-то скрывает. Что, если доктор Стернфилд оставила после себя лабораторию, вместе с шимпанзе?

– Я как-то сомневаюсь, что ее мама станет заботиться об обезьянах. Может, то, что она скрывает, совершенно не имеет к этому отношения, например у нее есть самогонный аппарат. Она была одета подходяще для похода.

Я рывком открываю свою дверь.

– Самогон? Серьезно?

Шейн пожимает плечами.

– Почему нет? Люди постоянно делают что-то неожиданное. Никто не ожидал, что ты согласишься принять CZ88. Или проведешь день со мной.

Мы забираемся в машину, но вместо того чтобы завести двигатель, я неотрывно смотрю на домик с островерхой крышей.

– Как ты думаешь, она заметит, если мы быстро пробежимся вокруг дома и заглянем в окно.

Шейн восклицает:

– Ох да, однозначно заметит. А что ты ожидаешь найти?

– Понятия не имею, я просто не хочу так легко сдаваться.

– Это я понял, чудо-девочка, но нам пора уезжать, пока она не вызвала полицию.

Я неохотно завожу двигатель, и мы выезжаем из тупика. Но мы уезжаем не слишком далеко. В полумиле дальше по дороге я сворачиваю на неасфальтированную дорогу, которая ведет к началу пешего маршрута. За поворотом обнаруживается небольшая парковка, скрытая от дороги стеной деревьев. На ней стоит несколько машин – в основном «субару» с креплениями для велосипедов, которые прямо-таки кричат: «Турист с северо-запада». Я паркуюсь и глушу двигатель.