Я откидываю зеркальце на солнцезащитном щитке и всматриваюсь в свое лицо в поисках признаков приближения комы, как будто она известит о себе отметиной на моем челе. Мое лицо выглядит совершенно нормально, если сделать скидку на панику. Дышу глубоко. Я нормально себя чувствую. Нормально. И звон, на самом деле, уже не такой сильный, как минуту назад. Может, это просто ложная тревога, и во всем виновата музыка Шейна.

Проходит еще минут десять, прежде чем я успокаиваюсь достаточно, чтобы сесть за руль. Какая-то часть меня хочет на полной скорости примчаться домой и запереться в комнате. Но пока я в сознании, я не согласна, чтобы жизнь проходила мимо меня. Не знаю, сколько мне осталось, но все это время я буду жить полной жизнью.

На автопилоте я паркуюсь, дрожащим голосом здороваюсь с мамой и Сэмми и поднимаюсь к себе. Я пробую попрыгать и встать на голову у стены, чтобы проверить, не растрясу ли я то, что повредилось в моей голове. Ничего не помогает, и мне приходится глубоко дышать, чтобы не разрыдаться. Свист в ушах становится то громче, то тише, пока я собираюсь. Когда звучит дверной звонок, мне все же удается налепить на лицо улыбку и спуститься вниз, крепко держась за перила.

Я ожидаю, что Джек будет все еще расстроен из-за того, что я провела день с Шейном, но, входя в дом, он прямо-таки светится.

– Чем ты в настроении заняться?

Я глотаю слюну. Слишком много вариантов ответа на этот вопрос. Я в настроении насладиться вечером, не впадая в панику от шума в ушах. Я хочу поцеловать своего парня. Я хочу, чтобы мои друзья вышли из комы. Я хочу, чтобы нашлось лекарство для Сэмми и чтобы моя мама разрешила ему им воспользоваться.

И я говорю только:

– Хм…

Он показывает мне экран своего смартфона – на нем список фильмов. Я просматриваю его, сразу отбрасывая историю о вирусе, который убил полчеловечества, а также любые фильмы, где есть хоть намек на романтические отношения.

– Инопланетное вторжение?

Джек улыбается.

– Отлично.

Я стараюсь не пересекаться взглядом с мамой и Сэмми. Мы уходим. Они надеялись, что сегодня вечером я останусь дома, но я просто не могу сидеть на месте. И не хочу спорить с мамой. Снаружи из-за забора высовывается парочка папарацци. Они направляют на нас камеры и выкрикивают вопросы о наших отношениях. Я шепчу Джеку:

– Уверен, что ты хочешь иметь с этим дело?

Он обнимает меня за плечи.

– Смотри на них как на пчел. Если их не трогать, они тебя тоже не тронут.

Я не говорю ему, что иногда люди умирают от пчелиных укусов.

Мы едем по улице. Это был бы идеальный летний вечер – если бы не свист у меня в ушах. Я включаю грохочущую музыку, чтобы его заглушить.

Джек берет меня за руку и перебирает мне пальцы, будто все нормально. Мне из-за этого хочется плакать.

– Так расскажи мне, что вы с Шейном задумали.

Выражение его лица выдает настороженность и отблеск гнева.

– Просто мысли открыто, ладно?

Моргая, чтобы прогнать слезы, я кратко рассказываю ему, как мы съездили к миссис Стернфилд. Пока я говорю, он отпускает мою руку.

Покачав головой, Джек шумно выдыхает.

– Поверить не могу, что я соглашаюсь с Шейном в чем бы то ни было, но твой план вломиться к ней в дом совершенно безумен.

Я вздрагиваю от напряженности в его голосе. Я ожидала, что он будет на моей стороне.

– Возможно, это единственный шанс выяснить, что поняла доктор Стернфилд перед смертью.

Наш автомобиль набирает скорость.

– А что ты вообще собираешься там найти? Доктор Стернфилд серьезно запуталась во всем этом. Даже если после нее и осталась какая-то информация, там тоже все перепутано.

Ремень безопасности туго впивается в мою грудь.

– Я хочу пытаться, действовать. Не просто ждать, пока что-то случится.

Его голос смягчается.

– А может, ты пойдешь стажером в «Nova Genetics», или что-нибудь в этом духе? Может, это вдохновит исследователей?

– Если их не вдохновили двадцать девять смертей, не знаю, что тут я еще могу сделать. Убедить доктора Гордона сотрудничать с «VidaLexor» – вот чего я вправду хотела бы.

– Думаю, сейчас ты можешь убедить кого угодно и в чем угодно.

Он раздувает ноздри.

Я испускаю глубокий вздох.

– Кого угодно, кроме миссис Стернфилд.

На мгновение досада искажает лицо Джека. Он паркует машину, и мы идем через стоянку. Музыка больше не маскирует едва заметный звон в ушах, и он снова напоминает о себе. У меня внутри все сжимается, и Джек обеспокоенно смотрит на меня, пока я не успокаиваю его широкой улыбкой. Слава богу, он не умеет читать лица так, как я.

Я иду, опустив голову, и не встречаюсь взглядами с прохожими, хотя часть меня тоскует по ощущению единства с ними. Хотя я пытаюсь оставаться неузнанной, несколько человек нерешительно подходят, чтобы спросить о «моем состоянии». Сначала Джек кивает им, будто извиняясь. Но его подбородок напрягается каждый раз, когда кто-то отталкивает его в сторону, чтобы добраться до меня. Я отвечаю на приветствия и возвращаюсь к Джеку, который постоянно оказывается слишком далеко. Когда мы входим в кинотеатр, на экране уже крутят трейлеры.

Он наклоняется ко мне.

– Наверное, это тебя с ума сводит.

– Большинство из них не хотят ничего дурного. Лучше, чем если бы они в страхе от меня разбегались.

Он откидывается назад и рассматривает меня. Его лицо освещает мерцающий экран.

– Ничего себе, ты действительно изменилась.

Почему-то его слова задевают меня.

– Только мое поведение, но не то, кем я являюсь на самом деле, – говорю я.

Он прикусывает губу.

– А в чем тут разница?

Женщина, сидящая сзади, шикает на нас.

Я оборачиваюсь.

– Извините.

Она вздрагивает от испуга.

– Ох, так это ты та девочка.

Джек бросает на меня понимающий взгляд, но ничего не добавляет ни в тот момент, ни потом, когда женщина и ее спутник отсаживаются на пару рядов назад. Сначала я благодарна им, что они освободили для нас больше места, но потом понимаю, что на самом деле они, наверное, побоялись дышать одним воздухом со мной.

Наши уши атакует один громогласный трейлер за другим, и вот наконец начинается фильм. Я пытаюсь забыться, погрузившись в историю о космических кораблях и героическом противостоянии, но это невозможно. Я могу думать только о том, что я – та девочка — что бы это ни значило. И большинство людей боятся ее.

После фильма мы покупаем мороженое, но возникает ощущение, будто мы действуем по сценарию. С минимумом диалогов. К тому же звон в ушах становится все более заметным, из-за чего мое сердце колотится как бешеное, а мое внимание полностью поглощено наблюдением за собственными ощущениями. Джек мне тоже ничем не помогает – он рассматривает меня, слегка наклонив голову, будто решает сложное уравнение. У меня самой в голове полнейший хаос. Каждый раз, когда я открываю рот, я задумываюсь, исходят ли слова от «настоящей» меня или от «поддельной». И я ли это – реальная или поддельная – та, что может в любой момент потерять сознание.