Хотя мне отчаянно хочется открыться Джеку и вернуть ту близость, которой я только начала наслаждаться, я понимаю, что его только расстроит, если он узнает, что у меня появились симптомы. Правда же, лучше просто разойтись по домам, учитывая, что посетители за соседним столиком начали перешептываться и показывать на меня. Когда я предлагаю отправиться домой, Джек не спорит.

На крыльце мы прощаемся, коротко обнявшись. Джек выглядит скорее недоуменным, чем растерянным, будто он пытается понять, кто я на самом деле. А я-то думала он знает.

Когда я отпираю входную дверь, у него звонит телефон. Он смотрит на экран, и я замечаю, что это пришло сообщение от Александры. Мне тут же хочется потребовать объяснений, но вечер и без этого можно счесть достаточно неудачным. Кроме того, учитывая, как обстоят дела, я не могу в полной мере обвинять его за то, что он рассматривает «план Б».

Я торопливо вхожу в дом, ссутулившись, с тяжестью на сердце. Мама выглядывает из-за компьютера, подняв брови.

Я говорю:

– Завтра ему нужно раньше на работу.

Ну вот я и вернулась к своей лжи, снова.

– Наверное, тебе тоже не повредит немного отдохнуть. Вы весь день гуляли.

– Завтра я буду здесь, с Сэмми. Обещаю. Я уже сказала ему, что отвезу его, куда он захочет.

Я раскачиваюсь, перекатываясь с носков на пятки.

– Слушай, если ты не занята, может, мы пообедаем все вместе?

Она излучает благодарность так сильно, что это ощущение едва не сбивает меня с ног.

– Я все устрою.

Воодушевленная, я говорю:

– Сегодня со мной и Шейном говорил доктор Далсет из «VidaLexor». Он хочет найти лекарство.

Она прищуривается.

– Он напрямую обратился к тебе, несовершеннолетней, вместо того чтобы позвонить в больницу или мне?

– Ну, он позвонил Шейну. Я сказала ему, что мне нужно посоветоваться с тобой и с доктором Калдикотт, прежде чем участвовать в его исследовании. Я дам тебе его визитку.

Еще одна вспышка благодарности.

– Я так рада, что ты не принимаешь поспешных решений.

Ее признательность подкупает меня настолько, что я почти готова рассказать, как виделась с миссис Стернфилд, но я уверена, что она не поймет, и, хуже того, постарается не дать мне съездить в Кле-Элум еще раз. Нет, быть откровенной и делать глупости – не одно и то же.

Я топаю наверх и выхожу в Сеть.

Большая ошибка.

Я вижу только хейтеров, которые утверждают, что я сделала все необходимое, чтобы заполучить в свои руки «дизайнерский» наркотик. Все происходящее – моя вина, так что я не заслуживаю ни грамма симпатии. Кто-то даже разместил на моей странице счетчик с количеством погибших и надписью: «Кого ты заразишь следующим?»

Я кусаю кулак, мои глаза наполняются слезами. Мы с Шейном боролись изо всех сил, чтобы нас отпустили из больницы – в мир, который нас презирает. Терпеть меня рядом готовы только те, чьи сообщения отталкивают меня еще сильнее, чем вопли хейтеров. В личном сообщении пользователь под ником StarBound пишет: «Ты знаешь, каково это, так бояться, что ты штаны готов обмочить когда тебе приходиться говорить с незнакомцем? Избавь меня от этого ничтожного состояния. Я готов встретиться с тобой где и когда угодно, только бы получить то же, что и ты».

Ни фига себе. Меня окатывает волна омерзения. Задыхаясь, я захлопываю ноутбук.

Борясь с желанием расплакаться, я бросаюсь на кровать. Так, сначала это жужжание в голове, потом Джек, который смотрит на меня уничижительно, и может даже изменяет с Александрой, а теперь еще хейтеры и психи. Я накрываю голову подушкой и реву в нее.

Черт, черт, черт. И от этого визгливый звон в ушах только нарастает.

Я отбрасываю подушку и хожу взад и вперед по комнате, то и дело дергая себя за мочки ушей. Доктор Калдикотт сказала, что я должна вернуться в больницу, как только появятся какие-нибудь симптомы. Но ради чего? Они запрут меня в изоляции и будут ждать худшего. Если мне осталось жить считаные часы, я не хочу провести их в одиночестве.

Я крадусь вниз и обнаруживаю, что мама задремала на диване с ноутбуком. Ни за что не стану ее будить. В доме царит тишина, и на ее фоне звон в ушах превращается в рев. Мне отчанно хочется распахнуть дверь и, рыдая, побежать по улице, но вместо этого я тащусь обратно в спальню.

И снова я брожу по комнате взад и вперед, уже не сдерживая слез. Какой идиотский способ провести последние часы в сознании. Если бы только можно было сделать еще что-нибудь, восхитительное прекрасное свершение.

– Сделай так, чтобы тебя запомнили, – сказала бы Эви. Но у меня ничего нет. Прямо как у прежней Эйслин.

Я надеваю пижаму, беру подушку и пробираюсь в комнату Сэмми. Он спит беспокойно, но на его губах едва заметная улыбка. В кои-то веки, он не кашляет. Господи, спасибо тебе за это. Я беру запасное одеяло, сложенное на его кресле-качалке, расстилаю его на полу рядом с кроватью и сворачиваюсь там, успокоенная звуком его дыхания и знакомыми рисунками на стенах. Как будто почувствовав мое присутствие, Сэмми свешивает руку с кровати. Я дотягиваюсь до нее и беру его за руку. Теперь наши руки опираются на край кровати, сбоку от матраса – так я всегда делала, когда у него выдавалась тяжелая ночь. Сколько часов я провела тут на полу?

Держа брата за руку, чтобы успокоиться – так, как он всегда держался за меня, я с трепетом ощущаю, как ночь сгущается вокруг нас. Я смотрю на потолок – долго, может не один час, иногда я перестаю замечать звон в ушах, но как только думаю об этом, тут же обнаруживаю, что он вернулся. Кажется, мне уже никогда не придется по-настоящему ощущать тишину и покой.

Но все-таки я засыпаю.

Проснувшись поутру, я чувствую себя так, будто меня огрели по голове. Но я в сознании. Восхитительно. Учитывая туман в голове, звон в ушах уже не кажется таким громким. Я затыкаю уши пальцами, просто чтобы убедиться. Он и правда стал тише. Может, я проживу еще один день. Поборюсь еще один день.

Сэмми выбирается из кровати, вероятно, удивленный тем, что я оказалась тут. Потирая спину, которая теперь побаливает, я плетусь в свою комнату и падаю на собственную кровать.

Но через минуту меня поднимает с нее стук дверь. Когда я откликаюсь, Сэмми заглядывает внутрь:

– Ты в порядке?

– Ага, просто стало страшно ночью, понимаешь?

Он кивает и снова начинает кашлять. Конечно, понимает.

Я сажусь на кровати.

– Ну так что, куда мы пойдем сначала?

Произнося эти слова, я снова чувствую глубокую благодарность за то, что у нас есть день, и мы можем строить на него планы. Это чувство наполняет мою грудь теплом и энергией, и на какое-то мгновение счастье ощущается настолько остро, что у меня щиплет глаза.