покажу, как сосуществование на международном уровне различных политических режимов привело к фиксации международных отношений в Вестфальской системе и как оно отразилось на переходе к нововременным международным отношениям. В результате стандартная для теории МО версия вестфальского Нового времени будет полностью отвергнута и пересмотрена.

Какова была природа доминирующей в раннее Новое время формы государства, абсолютизма? В этой главе исправляется фундаментальное заблуждение всей теории МО, которая обычно уравнивает абсолютистский и нововременной суверенитет. В теоретическом отношении, свойственная теории МО неправильная оценка и неверная периодизация Вестфальского порядка основываются на идеализации ранненововременной и абсолютистской бюрократии. В методологическом отношении такая неверная интерпретация рождается из четырех взаимосвязанных тенденций. Во-первых, теория международных отношений, обычно обращающая внимание лишь на внешние признаки суверенитета, строит теорию МО, абстрагируясь от внутреннего уклада компонентов геополитических систем. Другими словами, исторические различия разных политических сообществ обычно не становятся вопросом теории и не дифференцируются должным образом. Во-вторых, если понятие «государства» и проблематизируется в теории МО, его содержание обычно понимается в институциональных, статичных, сравнительных терминах. В-третьих, в той мере, в которой для установления тождества исторически различных политических образований привлекается веберовское определение нововременного государства, оно обычно ошибочно проецируется на прошлое, структурированное совершенно иначе. Наконец, теории раннесовременных международных отношений, как правило, опираются на традиционную интерпретацию абсолютизма, развитую в историографической литературе и на неверно понимаемые в ней веберовские понятия государственной рационализации и бюрократической централизации. Сегодня эта литература широко критикуется, в каком-то смысле она даже может считаться совершенно устаревшей.

Во втором разделе дается краткий обзор традиционной, ориентированной на государство, интерпретации абсолютизма, которая поддерживает стандартное для теории МО описание нововременного характера Вестфальских международных отношений. За этим обзором следует краткое критическое обсуждение ориентированных на общество ревизионистских работ, а также критическое изложение марксистского спора об абсолютизме. В третьем разделе предлагается реконструкция происхождения, природы и долгосрочной траектории абсолютистского государства. Здесь рассматривается переход от феодализма к абсолютизму в ранненововременной Франции, а также проясняется значение собственнического королевства для персонализированной природы абсолютистского суверенитета. Затем в этом разделе исследуется структура абсолютистского правления, включая продажу официальных должностей, сохранение независимых политических центров власти, логику законодательства, налогообложение, финансовые кризисы, а также природу абсолютистской военной системы и ранненововременного военного дела.

В заключении кратко излагается идея о том, что абсолютистский суверенитет не был ни абсолютным, ни нововременным, поскольку определялся отношением к королевской власти и королевству как к собственности. В силу связи между некапиталистической аграрной экономикой и паразитарным наследственным государственным аппаратом долгосрочная траектория Франции времен Ancien Regime[108] в политическом отношении постоянно провоцировала кризисы, а в экономическом – вела к исчерпанию собственных ресурсов. Этим объясняется и воинственная природа абсолютизма, и то сравнительное военное отставание, от которого он начал страдать в XVIII в., уступая главным образом Британии. Абсолютистское государство не только не было нововременным, но и не было переходным. Внутренняя динамика абсолютистских классовых отношений могла привести только к тупику. В этих условиях исток Нового времени в международных отношениях следует искать в развитии первого нововременного государства, то есть Англии XVII в., которая на волне расширяющейся капиталистической экономики стала в XVIII в. подтачивать логику политического накопления, присущую континентальной абсолютистской системе, и в итоге в период XIX – начала XX вв. навязала новую капиталистическую логику. Именно эти процессы преобразовали логику абсолютистской системы в нововременной международный порядок.

2. Споры вокруг абсолютизма: переход или непереход?

Последние три десятилетия в историографии абсолютизма шел важный спор об «абсолютности» королевского правления в отношении к политическому обществу. В этом споре противостояли защитники старой, ориентированной на государство ортодоксии и последователи – как марксисты, так и немарксисты – ревизионистского направления, стремящегося обозначить пределы ортодоксального подхода[109]. Хотя этот спор распространяется на все европейские политические режимы, сфокусировался он главным образом на Франции, которая задает классическую модель формирования абсолютистского государства. Причина не только в том, что государство Бурбонов определило идеальнотипическую форму общеевропейского феномена. В некоторых европейских государствах, например в голландских Генеральных штатах, Англии, Швейцарии или Польше, абсолютизм так и не утвердился – по причинам, которые связаны с различными решениями предшествующих классовых конфликтов, основанных на различных местных отношениях собственности. Даже политические структуры, обычно считавшиеся абсолютистскими – Испания, Австрия, Россия, Пруссия, Швеция или Дания – определяются весьма различными хронологиями, разной динамикой, разными характеристиками, хотя различий между, например, французским меркантилизмом и прусским камерализмом меньше, чем сходств между этими режимами, если соотнести их с тем, что было до и после них. Однако, если вообще было государство, которое «двигалось к Новому времени» через рационализацию государства, критический дискурс Просвещения и великую Революцию, таким государством, конечно, должна быть Франция. Но была ли она им?

Традиционная интерпретация, ориентированная на государство: государство как рациональный актор

Традиционная интерпретация исходит из того, что начиная с XVI в. давление со стороны усилившегося геополитического конфликта и внутренние волнения, связанные с конфессиональными спорами, привели к концентрации политической, законодательной, судебной, финансовой, экономической и военной власти и полномочий, определяющих процесс принятия решений, в руках монарха[110]. Государство выровняло, укрепило и централизовало свою территорию благодаря систематическому развитию сети публичных институтов, работа которых поддерживалась лояльными королю бюрократами. Король, отвечавший на угрозу внешней агрессии и на потребность во внутреннем конфессиональном примирении, получал все больше возможностей обходиться без учета мнения и согласия промежуточных властей и в конечном счете присвоил «законодательный суверенитет», выраженный формулой princeps legibus (ab)solutus[111]. Его положение над законом сопровождалось ростом юридификации и рационализации того, что теперь стало различаться в качестве публичной и частной сфер. Замещение многочисленных частично перекрывающихся феодальных прав и привилегий централизованной правовой системой, проистекающей из Королевского совета, отражалось в монополизации налогообложения, затребовавшем развитие класса чиновников, зависимых от короля. Могущественные, но сменяемые агенты короля, «интенданты»,несли его волю в провинции. Новая служивая знать – noblesse de robe (дворянство мантии), – набираемая из образованных бюргеров и представителей духовенства и получающая титулы благодаря службе, стала противопоставляться старой знати меча и щита, noblesse depee (дворянству шпаги), которая получала титулы по наследству и на основе землевладения.

Политики государственного экономического развития оформились в виде меркантилизма. Государственные ведомства усовершенствовали национальную инфраструктуру, ввели общие меры и веса, стали поддерживать мануфактурное производство и международную торговлю, упразднили большое число внутренних тарифных барьеров вместе со средневековой системой пошлин и ввели единые таможенные правила, а также общую систему чеканки монеты, увеличившую богатство государства. Экономическое планирование сформировало унифицированный внутренний рынок, хотя стремление к положительному торговому балансу вело внешнюю торговлю к чрезмерному накоплению драгоценных металлов и сокровищ.

Неформальные механизмы внутреннего господства и разрешения конфликтов (через междоусобицы) были заменены институциализированными договорами и правилами, основанными на позитивных правовых принципах. Прежние обычные и договорные