еще один пример: «Теперь бежим сощипывать, / Как стон со ста гитар, / Омытый мглою липовой / Садовый сен-готард». («Дождь»)

Умом эти строки понять трудно, их надо слушать и чувствовать, ибо они воистину музыкальны, лиричны и преисполнены неизъяснимой таинственной прелести.

Проза Бориса Пастернака порой столь же метафорична, как и его поэзия. Посмотрите, какими красками он рисует мещанский быт: «Там утлую невзрачность прозябанья перебирали тихими гитарными щипками пьянства, и, сварясь за бутылкой вкрутую, раскрасневшиеся степенницы выходили с качающимися мужьями под ночной прибой извозчиков, точно из гогочущей горячки шаек в березовую прохладу предбанника. Там травились и горели, обливали разлучниц кислотой, выезжали в атласе к венцу и закладывали меха в ломбарде». («Охранная грамота») В данном случае гитара выступает в качестве части замкнутого, духовно бедного быта зажиточных горожан. Это не может не огорчить страстного поклонника музыки. Гитара куда выше и чище, ее звуки устремлены к небесам!

В автобиографической повести «Охранная грамота» Пастернак вспоминает: «Ночью перед отъездом я проснулся в гостинице от гитарного арпеджио, оборвавшегося в момент пробуждения. Я поспешил к окну, под которым плескалась вода, и стал вглядываться вдаль ночного неба так внимательно, точно там мог быть след мгновенно смолкшего звука. Судя по моему взгляду, посторонний сказал бы, что я спросонья исследую, не взошло ли над Венецией какое-нибудь новое созвездье, со смутно готовым представленьем о нем как о Созвездьи Гитары».

В поэтическом сознании многих художников слились воедино венецианские каналы, гондолы, мосты, дворцы и звуки гитары, и в этом нет ничего удивительного.

КЭТРИН ПОРТЕР

Портер, Кэтрин Энн (1890–1980) — американская п

исательница. Автор рассказов и повестей, объединенных в сборниках

«Цветущее

Иудино

дерево», «Бледный

конь,

бледный

всадник», «Падающая башня». Философский роман «Корабль дураков» (1962).

Рассказ «Гасиенда» Кэтрин Энн Портер описывает жизнь русских эмигрантов в Мексике. Их мастерство часто восхищает коренных жителей, будь то игра на бильярде или же на гитаре. «Мы провели вечер в бильярдной. Приехал доктор Волк, просидел целый час у постели Успенского… Доктор Волк обещал его вылечить. А пока он играл на бильярде со Степановым и с доном Хенаро. Доктор он был замечательный, самозабвенный, безотказный… Он откровенно радовался тому, что может опять побыть с русскими, что ему достался не слишком тяжелый пациент и что он может еще и поиграть в бильярд, а он это очень любил. Когда подошла его очередь, он… стукнул по шару, промахнулся — и все это не переставая улыбаться. Потом бил Степанов.

— Уму непостижимо, — сказал доктор Волк, в восторге тряся головой. Он так сосредоточенно следил за Степановым, что у него даже слезы выступили на глазах. Андреев, сидя на низком табурете, бренчал на гитаре и тихо напевал одну русскую песню за другой. Донья Хулия свернулась рядом с ним клубочком на диване в своей черной пижаме, китайский мопс обвил ее шею, как шарф».

Умение русских обращаться с гитарой удивляет мексиканцев, хотя они и сами прекрасно играют на этом инструменте, в отличие от бильярда.

«Корабль дураков» Кэтрин Энн Портер — одно из тех произведений, слухи и легенды о котором намного обогнали дату его публикации. Еще с середины 40-х годов в печати США начали появляться сообщения о работе известной писательницы над «большой книгой», которой суждено было стать ее первым и единственным романом.

Сюжет «Корабля дураков», если излагать вкратце, незатейлив. В самый разгар Большого кризиса начала 1930-х годов люди в панике снимаются с насиженных мест и едут кто куда, надеясь на лучшую долю. Посмотрим, при каких обстоятельствах появляется гитара на страницах этого произведения.

Капитан немецкого парохода Тиле, исповедующий нацистскую идеологию, с брезгливостью взирает на людей «низшей расы».

«Вдруг до него донеслись неожиданные, а потому неприятные звуки — на нижней палубе пели и плясали, вернее, в лад притопывали ногами, капитан прошел на корму и заглянул вниз. Там пассажиры, которые еще сегодня утром казались полумертвыми, проявляли теперь совершенно излишнюю живость. Из своих жалких узлов и тюков они извлекли не одежду и не хозяйственную утварь — куда там, с нарастающим презрением думал капитан, — они подоставали обшарпанные гитары и потрепанные гармоники, и множество потертых кожаных футляров с игральными костями, и колоды замусоленных карт».

Публика постепенно оживляется.

«Резкие голоса тянули на одной ноте скорбные песни, напоминающие надгробное рыдание, а сладкозвучные гитары вторили им легкомысленно, с надрывающей душу насмешливостью; и порой пристукивали, притопывали, щелкали и цокали каблуки, словно тараторили кумушки в базарный день. Любимым композитором капитана был Шуман, а из всех танцев он снисходил лишь к настоящим венским вальсам — и происходящее принял как наглое оскорбление своим ушам и нервам; ибо, конечно же, в этих варварских ритмах, что будоражат кровь, как ни старайся сохранить самообладание, есть нечто странное и чуждое; да, он сразу признал истинный смысл всего этого: вот оно, извечное стихийное сопротивление, которое силы тьмы и хаоса оказывают истинному духу цивилизации — великой жизненной силе Германии…»

Постепенно люди успокаиваются.

«Все меньше и меньше слышалось криков, их сменяло негромкое пение, и, наконец, остались лишь жалобные звуки гитар, будто перекликались в дальнем лесу полусонные птицы».

Наивные пассажиры, не замечающие скрытой ненависти капитана, решают оказать ему великую честь.

«Тут в кают-компанию ворвались испанцы во всеоружии своих национальных костюмов и профессионального искусства и торжественной процессией двинулись к капитану под звуки известного марша тореадора: Тито и Маноло играли на гитарах, постукивали кастаньеты дам… Вся эта орава обошла вокруг стола, бренча на струнах, щелкая каблуками и кастаньетами, вертясь и раскланиваясь, истинно карнавальным шествием, на всех лицах застыла улыбка. Капитан Тиле, величественный, отчужденный, поднялся и ответил на приветствия убийственно холодным поклоном».

Американская писательница психологически точно передала эмоции эстетствующего сноба, с насмешкой взирающего на народное искусство и гитару. Чувство арийского превосходства не дает ему осознать, как глубока и захватывающа фольклорная стихия.

ОСИП ЭМИЛЬЕВИЧ МАНДЕЛЬШТАМ

Мандельштам, Осип Эмильевич (1891–1938) — русский поэт. Начинал как представитель акмеизма. Поэзия насыщена культурно-историческими образами и мотивами, отмечена конкретно-вещественным восприятием мира, трагическим переживанием гибели культуры. Сборники «Камень» (1913), «Tristia» (1922), цикл «Воронежские тетради» (опубликован в 1966). Книга «Разговор о Данте» (опубликована в 1967), автобиографическая проза, статьи о поэзии. Репрессирован. Реабилитирован посмертно.

Осип Мандельштам не жаловал гитару, зато слагал стихи о кифаре: «У моря ропот старческой кифары… / Еще жива несправедливость Рима, / И воют псы, и бедные татары / В глухих деревнях каменного Крыма…»