собака «Мисс» (по-английски значит — барышня). Мы готовили с Малиновским ужин, потом играли вместе: он на мандолине, я на рояле».

Александр Николаевич Малиновский — художник, но, судя по всему, также артист, которому мила гитара. В разгар Гражданской войны, всеобщей разрухи и голода он пытается сохранить остатки прежнего комфортного быта, символом которого является музыка.

Менее чем через месяц после отъезда из России в послании «Але» Цветаева формулирует свое житейское кредо: «Знай одно: что завтра будешь старой. / Пей вино, правь тройкой, пой у Яра, / Синеокою цыганкой будь. / Знай одно: никто тебе не пара — / И бросайся каждому на грудь. / Ах, горят парижские бульвары! / (Понимаешь — миллионы глаз!) / Ах, гремят мадридские гитары! / (Я о них писала — столько раз!)»

Поразительно, что в мире, где изо дня в день гремит пушечная канонада, а русская столица переполнена пьяной солдатней с красными бантами, где-то вдалеке от этого рождаются вдохновенные строки, исполненные думами о преходящем и вечном, о греховном и чистом, о земном и небесном любовном чувстве, отстраненном от войн и революций, от окопов, крови и тифозных вшей!

В 1920 году Цветаева написала стихотворение, в котором гитара весьма необычно «встроена» в ее образный ряд: «Править тройкой и гитарой / Это значит: каждой бабой / Править, это значит: старой / Брагой по башкам кружить! / Раскрасавчик! Полукровка! / Кем крещен? В какой купели? / Все цыганские метели / Оттопырили поддевку / Вашу, бравый гитарист! / Эх, боюсь — уложат влежку / Ваши струны да ухабы! / Бог с тобой, ямщик Сережка! / Мы с Россией — тоже бабы!» (Стихотворение «Править тройкой и гитарой…»)

Не касаясь побочных метафор (так, цветаевская упряжка сродни гоголевской «птицетройке», то есть Руси), отметим: умение обращаться с гитарой, по мнению поэтессы, — большое искусство!

Марина Цветаева тонко чувствовала душу гитары. «Та ж молодость, и те же дыры, / И те же ночи у костра… / Моя божественная лира / С твоей гитарою — сестра. / Нам дар один на долю выпал: / Кружить по душам, как метель. / — Грабительница душ! — Сей титул / И мне опущен в колыбель!» (Стихотворение «Та ж молодость, и те же дыры…»)

Или еще один фрагмент: «В каждой строчке: стой! / В каждой точке — клад. / — Око! — светом в тебя расслаиваюсь, / Расхожусь. Тоской / На гитарный лад / Перестраиваюсь, /

Перекраиваюсь». (Стихотворение «В седину висок…»)

Вывод напрашивается сам собой: поэтическая лира Цветаевой сродни испанской гитаре!

Вернувшись в Россию, Марина Цветаева ради заработка переводила стихи Гарсиа Лорки, причем настолько удачно, что они до сих пор печатаются в собраниях поэта. Это две родственные души, со схожими эстетическими воззрениями, с одинаковой приверженностью к гитаре. Давайте прочтем цветаевский «Плач цыганки по графу Зубову»: «Расколюсь — так в стклянь, / Распалюсь — так в пар. / В рокота гитар / Рокочи, гортань! / В пляс! В тряс! В прах — да не в пляс! / А-ах, струна сорвалась! / У-ехал парный мой, У-ехал в Армию! / Стол-бы фонарные! / Ла-ды гитарные! / И в прах! / И в тряс! / И грянь! / И вдарь! / Ермань-Дурмань. / Гортань-Гитарь. / В пляс! В тряс! В прах — да не в пляс! / А-ах, рука сорвалась! / Про трудного / Про чудного / Про Зубова — / Про сударя… У-пал, ударный мой! / Стол-бы фонарные! / Пропала Армия! / Ла-ды гитарные! / За всех — грудью пав, / (Не снег — уголь ржав!) / Как в мех — зубы вжав, / Э-эх, Зубов-граф!..»

Налицо несомненная стилистическая и образная близость двух поэтов, хотя в 1923 году, когда были написаны эти строки, Цветаева вряд ли знала стихи Лорки.

У Марины Цветаевой имеется поэтическая зарисовка, названная «Вокзальный силуэт». В ней дается портрет женщины, случайно повстречавшейся в дороге: «Волос тяжелое кольцо / Из-под наброшенного шарфа / (Вам шла б гитара или арфа) / И ваше бледное лицо».

Создается впечатление, что на глухом полустанке, где на путях сгрудились солдатские теплушки и густым облаком повисла матерная брань, вдруг появилась блоковская Незнакомка. И поэтесса, описывая невзгоды Гражданской войны, уверенно восклицает: «У всех, отмеченных судьбой, / Такие замкнутые лица. / Вы непрочтенная страница / И, нет, не станете рабой!»

ВИСЕНТЕ УИДОБРО

Уидобро, Висенте (1893–1948) — чилийский поэт, прозаик, драматург. Сборники «Эхо души» (1912), «Песни в ночи» (1912), «Грот молчания» (1913), «Водяное зеркало» (1916), «Высоколёнок» (1931).

Благодаря чилийскому поэту-модернисту Висенте Уидобро гитара очень естественно вписалась в современный урбанистический мир, где прошлое и настоящее сплелись в нерасторжимое единство. «Паровоз распаленный / бежит задыхаясь от гари / и гудит его след / парой струн на разбитой гитаре / Голый глаз / фитилек горизонта / мотается в танце / Диоген с носогрейкой / бродящий меж чисел и станций / Рвутся звезды

летя по орбитам…» (Стихотворение «С экватора»)

Несмотря на то, что автор умышленно игнорирует пунктуацию, поток символовобразов производит сильное впечатление на читателя, и уподобление железнодорожной колеи паре гитарных струн поражает метафоричностью.

ВАДИМ ГАБРИЭЛЕВИЧ ШЕРШЕНЕВИЧ

Шершеневич, Вадим Габриэлевич (1893–1942) — русский поэт.

У большинства русских литераторов начала XX века гитара считалась забавой обывателя, в лучшем случае — спутницей гвардейского офицера. Как правило, игра на этом инструменте воспринималась в качестве пустого, бездуховного времяпрепровождения. Поэт Вадим Шершеневич, современник Блока, Есенина, Маяковского, явно презирал гитару, о чем можно судить по его строкам: «Влюбится чиновник, изгрызанный молью входящих и старый / В какую-то молоденькую худощавую дрянь, / И натвердит ей, бренча гитарой, / Слова простые и запыленные, как герань».

«Мещанская» герань помещена рядом с чудесным испанским инструментом. Потребовались многие десятилетия, чтобы реабилитировать гитару в глазах интеллигенции.

ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ МАЯКОВСКИЙ

Маяковский, Владимир Владимирович (1893–1930) — русский поэт. В дореволюционном творчестве форсированная до крика исповедь поэта,

воспринимающего

действительность

как апокалипсис (трагедия «Владимир Маяковский», 1914, поэмы «Облако в штанах», 1915, «Флейта-позвоночник», 1916, «Человек», 1916–1917).

После 1917 года — сотворение социалистического мифа о миропорядке (пьеса «Мистерия-буфф», 1918, поэмы «150000000», 1921, «Владимир Ильич Ленин», 1924, «Хорошо!», 1927) и трагически нарастающее ощущение

его

порочности

(от

стихотворения «Прозаседавшиес

«, 1922, до пьесы «Баня», 1929). В поэме «Во весь голос» (1930) — утверждение искренности своего пути и надежда быть

понятым в «коммунистическом далеке». Реформатор поэтического языка, оказал большое влияние на поэзию XX века. Покончил жизнь самоубийством.

Владимир Маяковский был невысокого мнения о любительском пении