Ласка затаила дыхание. Патока всё же увидела её хвост.

– Да я не знаю и половины той одежды, что у нас есть одежды! – закричала в ответ Тортоликая.

Ласка крепко зажмурила глаза, чувствуя, как тонкие пальцы Патоки тащат её хвост из шелков. Она попыталась расслабить мышцы, чтобы хвост стал совсем как мёртвый.

– Красотища! – воскликнула Патока, наглаживая ногтями хвост Ласки, да так, что у Ласки заныли зубы. – Ты её спрятала от меня!

– Ну, сунула, может, подальше, чтобы Аура не увидела, не расстроилась! – ещё громче крикнула Тортоликая.

Патока шмыгнула носом и положила хвост Ласки в корзину. Ласка с облегчением выдохнула в шелка.

– Ой, ну какая чушь! – обиженно прокричала Патока. – Аура даже не разберёт, что этот мех был когда-то лисой!

Она снова схватила Ласку за хвост и рванула из корзины всю её целиком. Гардеробная вдруг накренилась набок – Патока вздумала набросить Ласку себе на плечи. Ласка заверещала. Патока заверещала тоже. Она выпустила из рук лисий хвост, Ласка пролетела по комнате, ударилась о стену и тяжело бухнулась на пол.

– Что происходит? – крикнула внизу Тортоликая.

Но Патока лишь визжала и сотрясала руками. Ласка искала глазами маму – та ведь может её спасти! Однако мама исчезла, как запах ладана.

Патока стянула с вешалки платье и швырнула им в Ласку, но та уже выскочила из комнаты и опрометью бежала по коридору. Перескакивая через две ступеньки, Ласка бросилась вниз по лестнице. Не успела она спуститься, как стеклярусные шторы раздвинулись, и Тортоликая просунула в них голову. Ласка припустила быстрее. Она уже поворачивала к приёмной, но когти заскользили по полу, и…

ХРЯСЬ!

– Уф! – послышался чей-то голос.

Она влетела в кого-то головой, и её с силой отбросило назад. В глазах раздвоилось, а потом вдруг соединилось… в Джулепа.

– Ты жива? – спросил он, стряхивая с головы боль. – Я слышал, как ты кричала!

Ласка не сумела даже сказать ему: «Повернись! Беги!» – их обоих накрыло чёрным полотнищем. Сильные руки подхватили ткань за края, дёрнули им под лапы, стянули в узел, неловко опрокинув лис друг на друга, и поволокли по полу.

Скатерть обмякла. Ласка вслепую тыкалась носом, отыскивая края. Что-то тяжёлое царапало половицы. Чёрная ткань соскользнула с глаз Ласки, и она увидела, что Тортоликая притащила от двери стеллаж для обуви и поставила его на бок, зажав Ласку и Джулепа в нише под лестницей.

Патока засеменила по лестнице вниз, приговаривая: «Ох, ох, ох!» – а Джулеп тем временем выбрался из-под скатерти. Ласка забилась в угол, и Джулеп припал к ней сбоку. От его дрожи её дрожь только усиливалась.

Дамы нависли над ними – одна таращилась глазами навыкате, как у насекомого, другая – запавшими, точно у дикого зверя.

– Как они забрались в дом? – прошептала Патока.

– Видимо, тем же путём, каким убегала Аура, – нахмурилась Тортоликая.

Ласка мерила взглядом расстояние между женщинами и думала, сможет ли она перепрыгнуть стеллаж и улизнуть непойманной. Вот только Джулепу в его состоянии не убежать. А она ведь его не бросит.

– Как ты думаешь, они не… – Патока сморщила нос, – заразные?

– Да не похоже, чтобы заразные, – ответила Тортоликая.

– Ну, как ты можешь так говорить, просто…

– Уж я-то могу!

Вдохи и выдохи стремительно пролетали сквозь нос Ласки. Тёмный запах снова расцветал по всему дому. Он был густой, как от грозы, и к тому же острый, как у гнилого мяса. Ласка всегда умела различать в воздухе человеческие запахи, которые просачивались сквозь щели домов. Вот только она никогда не задерживалась возле какого-нибудь дома подолгу, чтобы научиться определять свойства тех запахов. Как они меняются в зависимости от того, что человек чувствует…

Страх, исходящий от Дам, – вот чем это пахнет, догадалась вдруг Ласка. Она знала: чем сильнее напуганы люди, тем опаснее они становятся. И прямо сейчас страх затопил весь дом. Вот только теперь, когда её нос опознал этот запах, было уже слишком поздно. Поздно для неё. Поздно для Джулепа. Поздно для Олео.

– Что нам теперь с ними делать? – призадумалась Тортоликая.

– Они молодые, – ответила с тенью улыбки Патока. – Посмотри, как сияют носики.

– А раз молодые, значит, не дерутся?

Патока в отчаянии заломила руки:

– Ой, я не хочу делать это заново. Вот клянусь, я потом это бульканье целыми днями слышала.

– Беруши воткнёшь, – фыркнула Тортоликая.

Джулеп попросту вжался в Ласку:

– Лас, о чём они говорят? Что значит «раз молодые, значит, не дерутся»?

Ласка знала, но не могла заставить себя ответить. Дамы собираются их утопить.

Ласка посмотрела по лестнице вверх, надеясь, что мама сейчас сбежит по ступенькам и встанет стеной между Дамами и своим единственным выжившим лисёнышем. Что раздастся её осуждающее рычание.

Но мама не появлялась.

– А знаешь что, – произнесла Тортоликая, вглядываясь в Комнату Духов. – А ведь наша прелестная Аура-то не вечна.

У Патоки приподнялись брови:

– И то правда. Рано или поздно придётся искать другую.

Что-то вдруг изменилось. В запахе Дам. Он стал легче. Слаще. Теперь они боялись гораздо меньше.

– Ну, двоих мы себе позволить не можем, – скривилась, глядя на лис, Тортоликая, и от неё снова повеяло кислым. – Выберем одну, а с другой, – она сковырнула в углу рта кусочек косметики и щелчком отбросила в сторону, – ты разберёшься.

Патока насупилась. Кривой зуб торчал между губами.

– Может, тогда отпустим ту, которую не оставим?

– Чтоб эти заразные собаки разодрали её на куски? – насмешливо хмыкнула Тортоликая. – Дорогуша, это называется милосердие. И потом, она может снова забраться сюда и перепугать клиентов. – Она улыбнулась лисёнышам, отчего косметика на её щеках пошла трещинами и обнажились перепачканные помадой зубы. Джулеп расхныкался. – Которая покрасивее?

Патока склонила голову набок:

– Хорошо бы, если бы в доме чувствовалась мужская энергия.

Тортоликая ахнула и хлопнула в мясистые ладоши:

– Я знаю, как это решить! Пойди принеси конфеток и старый ошейник Ауры. Тот, со звёздочками. Поглядим, кто из этих милашек к нам подойдёт.

Пока Патока суетливо порхала по дому, Тортоликая не спускала с Ласки и Джулепа внимательных глаз. Вскоре Патока возвратилась с ошейником, конфетами и – сердце у Ласки похолодело – ещё кое с чем в руках, о чём Тортоликая не просила…