Андрей молча выталкивает меня за дверь и, захлопнув ее, щелкает замком. Привалившись к полотну, я начинаю рыдать и уговаривать Андрея выйти, но меня уже, конечно, никто не слышит. За дверью раздаются удары, крики, грохот, маты, угрозы, а потом выстрел и… тишина. Мое горло сковывает спазмом, и я накрываю его ладонью.

Почувствовав, как спазм отпускает, начинаю тарабанить в дверь.

– Андрей! Андрей, открой! Пожалуйста, – всхлипываю и сбиваю руки о деревянное полотно. – Андрюша!

Дверной замок щелкает, и я отступаю на шаг назад, готовая броситься на шею своему мужу. Но, когда дверь открывается, я сразу умираю ста смертями. Передо мной стоит Ровинский. Все лицо побито, а окровавленный рот перекашивает гримаса убийцы. Довольного убийцы, который насладился тем, что лишил человека жизни.

Я невольно отступаю назад, качая головой. Смотрю в глаза с обезумевшим взглядом и обнимаю себя за плечи, прикрывая голую грудь.

– Нет, – шепчу. – Не может быть. Ты не мог… Он…

– Он подох, – цедит Ровинский и сплевывает кровь прямо на пол. – Как и обещал, я его завалил. Осталось только тебя отодрать, мой Цыпленок.

– Не подходи, – выставляю вперед дрожащие руки.

– Я тут подумал и решил, что ты, как и твой ебарь, не имеешь права жить. Но сначала я развлекусь с тобой, а потом всажу тебе пулю в лоб.

Глава 50

Тина

– Хотя не так, – Ровинский почесывает дулом пистолета свой висок. – Собирай свои пожитки, Цыпленок, мы сваливаем. Хочу драть тебя, пока не отключусь. Давай шевелись.

Вздрогнув от резкого тона, пытаюсь заглянуть через плечо Ровинскому, чтобы увидеть, правда ли он убил Андрея. Волосы на теле встали дыбом и теперь торчат, как антенны, улавливая напряжение в воздухе. Меня начинает подташнивать от одной мысли о том, что я больше никогда не смогу увидеть нагловатую улыбку своего Борзого. Больше он никогда не закинет меня к себе на плечо, чтобы утащить в спальню и залюбить до потери сознания.

Из меня вылетает звериный вой, но на половине он прерывается, когда я вижу, как за спиной Ровинского появляется Андрей. Он заносит руку с моей тяжелой хрустальной вазой над головой Ровинского и опускает ее с такой силой, что, мне кажется, я слышу хруст, когда предмет декора встречается с черепом. Тошнота усиливается, а в голове грохочет кровь, практически ослепляя меня.

Ровинский падает к моим ногам, и я отскакиваю, тихо вскрикнув. Пистолет из его руки вылетает, а затем, проехав по паркету, ударяется о стену.

Я поднимаю взгляд на Андрея и замечаю, что его футболка с правой стороны пропитана кровью. Андрей зажимает рану на животе и смотрит на меня, не моргая.

– Тина, – хрипит он. – В кармане телефон, – кивает на свой правый карман джинсов. Я на негнущихся ногах обхожу распластавшегося на полу Ровинского и подхожу к мужу.

– Ты ранен.

– Достань телефон, маленькая, – просит он, немного смягчив голос.

Я тянусь к его пропитанным кровью джинсам и достаю телефон. Обтираю его клочками своей одежды и протягиваю Андрею.

– Графический код, – говорит он, а я не сразу понимаю, что он имеет в виду. Потом до меня доходит, и я нажимаю на кнопку разблокировки телефона, после чего подставляю его Андрею так, чтобы он мог провести пальцем по экрану. Выбирает номер Матвея и кивает мне. – Приложи к уху.

Подавшись вперед, прикладываю к его уху телефон, а сама во все глаза пялюсь на мужа. Я оглушена произошедшим и совершенно не соображаю. Только глаза Андрея удерживают меня в сознании. Кажется, отведи он взгляд, я рухну в обморок.

– Мот? Я завалил Ровинского. Как-как, блядь? Вот так. Нужна помощь по уборке. У нас дома. Нет, у Тины. Она в норме. Ранен. Да я откуда знаю?! – цедит и шипит от боли, а я кривлюсь, как будто сама испытываю то же, что и Андрей. – Хорошо, жду. Спасибо. Пашку к себе заберите. Его водитель по городу катает. Вася, да. Набери его, я не могу. Не знаю пока, на сколько. Жду. Спасибо.

Кивнув, Андрей дает понять, что закончил разговор. Заблокировав телефон, сжимаю его в руке, глядя на мужа.

– Иди сюда, – шепчет он и подтягивает меня к себе левой рукой. Я аккуратно прижимаюсь к его боку. – Ну что ты такая замороженная? Испугалась, маленькая моя?

– Андрей! – всхлипываю, и наконец из меня начинают вырываться рыдания. – Я… я так боялась, что он тебя… что ты… Я про улыбку твою подумала. Что никогда ее больше не увижу.

– Увидишь, – спокойно отвечает он, гладя меня по волосам. – Увидишь еще не раз. Ну все, успокаивайся, девочка моя. Все позади. Он больше никогда тебя не обидит. Сука, надо было тогда еще в тюрьме его завалить. Прости меня, что довел до такого. Хотел для тебя быть чистым. Но твои жизнь и здоровье важнее. Он же не успел ничего… – его голос садится еще сильнее.

– Нет, – подняв голову, быстро качаю ею, глядя Андрею в глаза. Мне кажется, если бы Ровинский успел что-то со мной сделать, мой муж не простил бы себе этого. – Он мертв, да? – спрашиваю и перевожу взгляд на распластавшееся на полу тело.

– Думаю, да. Дай-ка проверю.

Когда я делаю шаг назад, Андрей приближается к Ровинскому. Присев, касается пальцами его шеи. Потом проверяет запястье. Отпускает его руку и кивает.

– Мертв.

У меня снова начинается истерика. Я смотрю на тело бывшего мужа и не могу понять, что испытываю: ужас, страх, облегчение, злость или даже ярость. Мне хочется сожалеть о том, какую жизнь прожил Юра. Все ведь могло сложиться совсем иначе. И в то же время мне хочется жестоко и цинично пинать его тело, пока не вытолкаю из своей квартиры. Ненавижу эту сволочь! Ненавижу даже сейчас, когда знаю, что ничего плохого он уже никому не сделает.

Андрей снова обнимает меня и прижимает к своему боку. Куда-то ведет, а я даже не смотрю, куда именно. Просто слепо следую за ним, захлебываясь своими рыданиями. Я так устала бояться. Но когда меня избавили от этого ощущения, я горюю еще сильнее, потому что не могу поверить, что больше нечего опасаться.

Остановившись на кухне, Андрей тяжело приваливается бедрами к кухонному столу и прикрывает глаза.

– Тебе больно? – спрашиваю, всхлипнув.

– Переживу, – отмахивается Андрей.

– Андрюш, надо в больницу.

– А тебе надо… – он прерывается, и я слышу, как участилось его дыхание. Оно стало тяжелым и надсадным, как будто ему тяжело дышать. – Тебе надо научиться слушаться меня, Тина, – со