Он отошел от караульного помещения и вернулся назад. Снова сел и соскользнул во всеобъемлющее мышление Корабля, откуда внешнее пространство виделось во всей полноте, одновременно отовсюду и ниоткуда. Перед ним разворачивались множественные перспективы, которые переплетались друг с другом, но при этом просматривались в параллели. В центре огромного виртуального пространства – газовый гигант, окруженный роем лун и пойманных в орбиту астероидов. «Транзитория» продвигалась по середине этой зоны, загроможденной лишь с точки зрения астрономических норм. Вокруг в разных масштабах расстилалась вся Система: массивные тела обозначались мерцающими точками. Это изображение со сложными масштабными эффектами было лишь хорошо проработанной иллюзией, «ментальной картиной» – его невозможно было бы нарисовать в реальности, но оно представляло собой эффективный инструмент навигации.

Однако для разговоров с супругой оно не подходило. Увидев, что он засуетился, Фотида послала ему холодную, гневную мысль. Она привыкла командовать и излучала дурное настроение, когда действовали другие. Однако тонкость маневра требовала участия ноэмов. Потому Фотида изнывала от нетерпения – делать ей было нечего, только смотреть, как Рутилий ведет корабль через потоки юпитерианской гравитации, неустойчивой из-за влияния лун. Спутники, как понял Эврибиад, вобрав в себя доступную информацию, не уступали по размеру его родной планете. Из осторожности он не стал заговаривать с Фотидой, сделав вид, что интересуется сложной геометрией юпитерианского пространства, его гравитационными и электромагнетическими полями.

В последний раз, когда они оставались одни, неделю назад, перед самым отъездом Отона, Плавтины и Фемистокла, Эврибиад почувствовал: что-то не так. Он не в силах был завязать разговор с отмалчивающейся супругой, поэтому спровоцировал ее – спросил резким тоном, желает ли она, чтобы он покинул родной очаг и ушел жить к своим людям. Он готов был с болью в сердце отдалиться от нее на время – на долгое время, если бы потребовалось. Их недавняя встреча произошла в таких непростых обстоятельствах, что Эврибиаду казалось невозможным судить о чувствах, которые супруга к нему испытывала. К его большому удивлению, Фотида, которая обходилась с ним холодно с той минуты, когда они решили направиться к Изначальной системе, вдруг разрыдалась и срывающимся голосом спросила, сколько еще раз он будет ее бросать. Устыдившись – хотя он и осознавал, что не все понимает в ситуации, – Эврибиад стал умолять о прощении.

Но время для таких разговоров не пришло. Не сейчас, когда они погружены в огромный психический поток, где каждая душа – по крайней мере, частично – открыта для других.

Где мы? – спросил он у деймонов. После неприятной секунды тишины (рядом с деймонами Эврибиад чувствовал себя ребенком, который мешает взрослым) Рутилий соизволил ему ответить:

– В нескольких тысячах километров от поверхности Европы. Нас не вычислили. Небрежным жестом Рутилий призвал облако красных точек, большинство из которых сосредоточилось вокруг четвертой планеты. Некоторые из них двигались маленькими группками по трое по всей системе, до самого далекого и ледяного Нептуна.

Я и не подумал бы, что в погоню за нами пустят столько Кораблей, – выдохнул Эврибиад.

– Вас обманывает масштаб. Я насчитал триста шестьдесят восемь судов. Они не могут контролировать такое огромное пространство и вдобавок сосредоточились в области эклиптики, а мы идем перпендикулярно им.

Эврибиад внимательно смотрел на траекторию, начерченную Рутилием:

– Почему вот здесь нет ни одного врага?

Рутилий сперва дал ему ощутить исходящую от него молчаливую снисходительность – если только это не было презрением, а потом ответил:

– Из-за Ио.

Один из спутников газового гиганта засветился ярче. Потом вырос, превратился в сферу серно-желтого цвета, усыпанную красными и черными пятнами. Эврибиад вытянул шею вперед, хотя в этом не было никакого смысла, потом напомнил себе: нужно просто пожелать, чтобы изображение увеличилось. На изъеденной поверхности был виден гейзер грязно-белой жидкости, бивший так далеко, что она вылетала за пределы планеты.

– Какая опасность идет от этой звезды?

– Никакой, если держаться от нее подальше. Когда-то там находился университет, и его исследовательский центр был известен по всей системе благодаря тонкому уму здешних ученых.

– А нас это как касается? Я думал, люди исчезли, а Интеллекты давно разлетелись…

– Почти все Интеллекты. А то, что осталось на Ио… Тут царят одни из последних творений Человека – монадические модуляторы.

– Как моторы на Корабле? – вдруг заинтересовавшись, вмешалась Фотида.

– Это не моторы, а тоже Интеллекты – на свой лад. И они не любят, чтобы их беспокоили, чем бы они здесь ни занимались.

– Так почему же они подчиняются?

– Они не подчиняются…

Рутилий, казалось, заплутал в своих мыслях, подыскивая слова – с ним такое случалось редко. Он добавил:

– Они перемещают нас туда, куда мы хотим, по очень древнему соглашению. Это непохожие создания, сотворенные в противоположность другим ноэмам, вам, или мне, или Отону – или даже, насколько я могу судить, варварам. Мгновенно переместиться в пространстве для них так же просто, как для нас махнуть рукой. Однако они не могут влиять на свое непосредственное окружение.

– Почему? Это кажется…

– Запутанным. Многие вещи таковы, – проворчал автомат, давая понять, что разговор окончен.

После этого приступа красноречия Рутилий вернулся к привычной немногословности и занялся своими делами. Фотида, которую его поведение слегка сбило с толку, приблизила разум к разуму Эврибиада. Конечно же, она была недовольна. Но, помимо того, чувствовала, что запуталась в сложностях этого мира, и возможно – в своих новых задачах, как, впрочем, и остальные людопсы, а может, и все обитатели «Транзитории». Они все заблудились в мире, из которого ушла всякая логика, сотканном из странных разрозненных и непохожих друг на друга ситуаций, так что правила везде казались разными, и всякий раз приходилось учить их заново. Эврибиад продолжал рассматривать сложную систему Юпитера. Сколько еще странностей скрывает этот мир?

Внезапно все перспективы исчезли, кроме одной – ближнего к «Транзитории» перцептивного поля. Начинался заход на посадку. Вдалеке – в реальности – Эврибиад услышал, как звучит сигнал тревоги, и бесцветный голос коммуникационной системы – тот же, что и в поезде, – велит всем пристегнуться. На всякий случай обитателей острова эвакуировали из гигантского отсека, хотя эта предосторожность показалась Эврибиаду излишней. Понадобится полный отказ манипуляторов силы тяжести, чтобы нанести реальный ущерб.

Из-за погружения в составное сознание каждый из них понемногу впитывал образ мыслей «Транзитории». Корабль был не просто машиной, а общностью разумов; не сосудом, но активной силой, наделенной своим видением мира и конкретными задачами: прежде всего – выжить и защитить пассажиров. Поэтому было сложно сохранять по отношению к нему отдельную, противоположную, не согласованную точку зрения.