Она всхлипывает.

— Ну, вот, видишь. Ничего непоправимого не произошло. Я, к твоему сведению, за последние полтора года раз пять в каталажке оказывался и ничего, как видишь, не помер и не пострадал.

Дружкина снова всхлипывает, в этот раз потише.

— Я тебе говорю, всё будет хо-ро-шо. Обещаю, поняла меня?

— Да, — плаксиво отвечает она.

— Ну, и молодец, вот так-то. Всё, ложись в постель, а если будет что сообщить, я тебе сразу сообщу, не переживай. Да тебе и нельзя вроде переживать, в положении-то…

— Что там такое⁈ — с тревогой и страхом спрашивает Наташка, подходя ко мне.

— Тятю твоего кто-то арестовал, — задумчиво качаю я головой.

— Как… как «кто-то»? Она что, не знает кто это был?

— Не знает, — пожимаю я плечами и начинаю крутить диск телефона. — Юрий Михайлович, здравствуйте, ещё раз. Это Егор. Я к вам с огромной просьбой. Нельзя ли выяснить…

И всё такое. Всё такое прочее. Обещает узнать.

— Ничего-ничего, — тихонько говорю я, обнимая Наташку за плечи. — Его и взять-то не за что. Это ошибка какая-то. Разберёмся. Сейчас Чурбанов…

Я не успеваю договорить, потому что раздаётся звонок. Это дежурный.

— Егор, тут Галина Леонидовна со спутником.

— Твою дивизию! — зло бросаю я. — Да почему сейчас-то!

— Не пускать? — спрашивает он.

— Что там случилось? — белеет от ужаса Наташка.

— Да, Галя, блин, припёрлась со спутником каким-то. Пропускай! Пусть проходит.

Гали мне сейчас только не хватало. Человек-праздник нам здесь сейчас не нужен. Я иду ко входной двери, а из-за неё несётся: «Ур-р-р-а-а-а!!!» Блин, на кочерге уже!

Открываю дверь и под громогласное «Ура» в квартиру вваливается Галя, а за ней Боря Буряце. Давненько я его не видел.

— Привет! — кричит радостная и возбуждённая Галя. — Привет, славяне! Б-о-о-оря, давай!

Борис улыбается и протягивает мне коробку с бутылками и бумажными свёртками. Еда, надо полагать.

— О, Боря, — киваю я. — Давно не виделись.

— Так он в тюрьме был! — хохочет Галя. — А сегодня его выпустили! Не смогли пришить, так что ли говорится, не смогли, в общем доказать, что он причастен к делу Толстой! Помните, у неё лилию французскую украли?

Блин! Я же хотел его предупредить, что ему кирдык готовят. Не прямо сейчас, но всё-таки. Совсем я про Борю забыл. Напрочь! Я правда на него злой был из-за того чувачка, которого он мне посоветовал, но мстить не собирался.

— Поздравляю, — снова киваю я. — Поздравляю…

Наташка тоже поздравляет.

— Вы чего такие кислые⁈ — грозно спрашивает Галя. — Поругались что ли?

— Нет, — улыбается через силу Наталья. — У меня с папой проблема. Его там арестовал кто-то, непонятная ситуация какая-то. Юрию Михайловичу Егор позвонил уже, он обещал помочь, разобраться.

— Ну, и всё! — уверенно ставит точку на этом деле Галя. — Если Юра взялся, значит он поможет! Можете не волноваться! Давай бокалы. Борь, наливай, сегодня пьём за твоё освобождение и за Натальиного отца! Геннадий же он у тебя? Я его помню со свадьбы. Ох! Шикарный мужик!

Смеётся. Эх, не всё так просто, Галя. К сожалению, не всё так просто.

Звонит телефон.

— Алло…

— Егор, слушай… Там прокуратура, в общем. Его по делу Бородкиной свидетелем на допрос взяли, но приехал Калиниченко и быстренько всё переквалифицировал. Вроде бы. В общем, пока трудно что-то определённое сказать. Вечер уже. Завтра утром всё решим. Но сегодня он останется там. Что-то больно уж рьяно взялись за эту Бородкину.

Какая там, нахрен, Бородкина. Это же шоу для одного зрителя — для меня. Всё для меня — спектакли, цирковые выступления и оперы про зайчика. Пиф-паф, ой-ой-ой… Только для меня. Сука, чего ему надо, Черненке этому…

Меня, конечно, вовлечь во всю эту театральную чехарду не так просто, поскольку я не просто гражданин, а пограничник, практически нахожусь при отдаче долга Родине, но, всё равно, приятного мало. Показывает мне, козёл, что будет громить меня и пойдёт до самого конца. Козья морда! Ну, ладно, это мы ещё посмотрим, кто кого разгромит, в конце концов.

Веселье не клеится. Галя хочет праздника, да только праздник к нам никак не приходит. Мы что-то едим, пытаемся поддерживать разговор и делаем вид, что пьём, хотя Галя вид не делает, а пьёт действительно и бескомпромиссно.

Она в модном брючном костюме, волосы распущены, как у рок-певицы, глаза сияют. Счастье у человека, друг сердечный вышел из застенков. Друг же после испытаний последних месяцев остался без лоска и выглядит немного побитым жизнью и бывшим в употреблении…

А у меня сердце не на месте. Мурашка, Рыбкин… Капец, кто следующий? Хочется кому-нибудь оторвать башку. Пойти грохнуть Устиныча? Эх, если бы это было так легко…

— Боря, — говорю я, когда девушки уходят на кухню заваривать чай. — Уходить тебе надо в следующем году. Тебя за спекуляцию упекут и типа за взятки.

— Чего? — ошалело смотрит он.

— Что там дублёнки у тебя нашли, брюллики, да? Ну… то есть могут найти. Не храни дома никаких ценностей, Борис. И Андропов и Чурбанов тебя загнобят. Так что у тебя буквально пара месяцев есть, пока они не взялись за тебя по новой. Делай документы и, как говорится, готовь отступление.

— Ты что! — хмурится он и вмиг делается сосредоточенным. — Точно? Откуда знаешь? Да, с чего бы вообще?

— Слышал разговоры. Я теперь с Андроповым каждый день встречаюсь. Работаю у него. Вот, предупреждаю тебя. Он хочет показательный процесс устроить. Парень ты нормальный, всегда с добром был. И я хочу тебе добром отплатить. Сечёшь?

Он кивает, а я чуть понижаю голос.

— Ну, а то, что Чурбанов тебя не особо жалует, сам должен понимаь. Так что, такие дела, Боря. У тебя всё там выгребли при обыске?

Он неопределённо крутит рукой.

— Как будет дело подходящее, а оно будет, ты уж поверь, будут на тебя вешать.

— Какое это подходящее?

— Драгоценности прежде всего. Ограбление, убийство, понимаешь? Смотри, услышишь что-нибудь подобное, лучше затаись.

— Понял тебя, Егор, — хмуро говорит он. — Спасибо, что сказал.

Появляются барышни с чаем.

— Галя, уходить надо, — бросает Буряце, и я ловлю себя на мысли, что его хорошо бы сыграл молодой Джигарханян…

— Что такое? — хмурится Галина. — Не