Конечно, стиль у меня полудетский, некая смесь Пикассо, Кандинсткого, Малевича и простых каракулей, но мне нравится. И я даже заулыбалась.

Вряд ли Сарнар догадывается, как я благодарна ему за такой щедрый подарок. Но я действительно обрадовалась и даже утром положила в сумку карандаши и чистые листы.

Нэгнет с интересом наблюдала, как я рисую ответ Сарнару в виде кактуса.

— Не знаю, что это за растение, но вылитый он, — согласилась она. Совершенствуя рисунок, мы переделывали его до тех пор, пока на листе не зазияла дырка. Зато день прошел не так уныло, как прежде.

Чтобы ночами не вертеться, не страдать и не изводить себя мыслями о Ловчем, я снова взяла учебники в библиотеке.

Стоило мне остаться одной в комнате, в груди начинало ныть, и от тоски хотелось выть. Я кляла привязку к ловчему, плакала, твердила себе, что надо держаться, плохо спала, поэтому не удивительно, что в академии все решили, что я заболела.

— Выглядишь нездоровой, — шепнула Нэгнет, беря меня под руку. — Пощипай щечки, а то бледная — жуть!

— Не хочу.

— Дай я! — она протянула руки.

— Я просто устала. Еще из-за зачетов нервничаю. Тяжело дается учеба.

— Тебе-то?! Тяжело?! Ха-ха! — хмыкнула подруга. — Девочки рассказывали, как ты показала коготки магистрессе.

— Я?! Ей? Нет! Куда мне против нее. У нее не коготки, а целые капканы. Не захочет — не вырвешься!

— Угу. Чувствуешь кровь Сарнаров?

— Да?! — я резко обернулась к подруге. — Она из клана Сарнаров?!

— Угу, — кивнула Нэгнет. — Я узнала об этом только вчера. Но даже если бы знала раньше, тебе бы не сказала, чтобы не пугать.

— Тогда она добрая женщина, Другая бы ни за что не поставила бы мне зачет.

— Наверно, тоже устала от выходок родственника. Сарнар единственный сын в семье, вот его и облизывают. Ой, а чего у тебя в сумке?

— Учебников набрала по географии и другим предметам…, - я не стала говорить, что набрала книг про оборотнические кланы, про уклад жизни двуликих, работы о их происхождении.

— Делать тебе нечего! И впрямь решила стать заучкой?

— Ага…

Последние лекции высидела с трудом. И когда нас отпустили, едва не заголосила на всю аудиторию: «Ура!»

Вернувшись в общежитие, я бросила сумку у порога на пол и упала на кровать. Долго лежала. Потом еще накапала себе настойки, перекусила немного и села за учебники.

Читалось тяжело. Тексты сложные, трудноусвояемые, еще половина смысла ускользала из-за моей невнимательности, но я заставляла себя перечитывать непонятные отрывки вновь и вновь.

Лучше так, чем слезы и мысли о Ловчем.

Прошедшая неделя далась мне тяжело. Я даже похудела. И если бы не спасительная настойка коменданта, наверно, уже давно была бы у Дельрена. И не помогли бы предосторожности мадам. Заботясь обо мне, она попросила своего мужа заколотить в моей комнате окна, вот только не уверена, что подобная мера остановила бы меня.

— Ничего, как-нибудь, — качала головой мадам Пуи. — Надо перетерпеть. — Но смотрела так грустно, что и без слов становилось понятно: не верит она в такое чудо. Просто утешает.

И от ее жалости мне становилось хуже. Ужасная участь — быть привязанным к человеку, которого ненавидишь, не уважаешь, презираешь, но к которому тянет до умопомрачения.

* * *

Утром я снова проснулась заплаканной. Собравшись духом, встала, умылась, начала натягивать платье, когда услышала торопливые шаги мадам, и чувствую, они не сулят ничего хорошего. После тревожного стука она открыла дверь ключом и вошла.

— Альвиана! Тебе письмо! — сообщила таким нервным тоном, что мне окончательно поплохело. Уже подумала, что родственнички объявились. А нет, все оказалось еще хуже.

Дельрен прислал официальное уведомление, в котором требовал сегодня в одиннадцать часов дня явиться в департамент надзора и согласия для беседы. В конце крупными буквами приписал:

«Согласно параграфу 67, пункту 5 СЧИОК, неисполнение предписания карается штрафом в размере пятнадцати полновесных монет».

— С… сволочь! — вырвалось у меня после прочтения.

— С курьером отправил. Никак злится. Неспроста же назначил встречу. Что-то задумал! — вздохнула мадам, очень сочувствующая мне. — Но идти надо. С этими спорить себе дороже.

Наблюдая, как мадам Пуи носится со мной, у меня даже появилось подозрение, что я для нее — как развлечение. Сидит себе замужняя женщина в кругу семьи, работает и наблюдает за моей жизнью, которая, как телесериале, то взлетает, то падает. Настоящая Санта-Барбара.

Время собраться и приготовиться ко встрече еще было. Но меня потряхивало от злости.

Дельрен требовал, чтобы я явилась для беседы сегодня же. А если бы ушла в академию раньше, и мадам не передала бы письмо вовремя? Какой же Дельрен мстительная сволочь! По его милости пропущу начало новой лекции.

Я надела строгое платье, которое заказывала у портнихи сама, собрала волосы на затылке, пощипала щеки — и все. А то подумает, что бежала на встречу с ним на крыльях похоти. Обломается.

Перед тем как выйти, на свой страх и риск еще хлебнула зелья.

Департамент надзора и согласия находился в городе, но недалеко от академии, поэтому я дошла до остановки, где останавливался здешний общественный транспорт — конки, заплатила за проезд и меньше, чем за двадцать минут, добралась до набережной. А так как выходила с запасом времени, пришла раньше, чем предполагала.

У высоких кованых ворот с острыми шипами на концах стояли рослые охранники. Они с

интересом поглядывали на меня, проверяя мою книжку слушательницы оборотнической академии.

— Вот это пески пошли! Красотка! — услышала вслед, когда отошла от них. — Я от такой девки не отказался бы! Показал бы, как с… — я ускорила шаг, чтобы не слышать скабрезных шуток.

На казенной территории департамента почувствовала себя некомфортно.

Какое согласие, если здесь работают хмурые, колючие люди в темных одеждах, с ненавистными бляхами в виде оскаленных звериных морд, сверкавших на свету. Проходя мимо них, я ощущала тяжелые, оценивающие взгляды. Иногда заинтересованные. Эх, если раньше меня остальные ловчие не замечали, даже не знали о моем существовании, то теперь, скорее всего, станут наводить справки, что не сулит мне ничего хорошего.

Я поднялась по серым ступеням на третий этаж, нашла злополучный тридцать восьмой кабинет, а когда подошла к нему — самообладание окончательно покинуло меня. Ладони стали влажными, интуиция кричала о грядущих неприятностях. Глубоко вздохнув, я постучалась и толкнула дверь.

Кабинет большой, просторный. Перед окном рабочий стол, за ним сидит Дельрен и что-то пишет, не обращая на меня внимания.