лидерству. Еще его раздражало, когда кто-то противоречил ему. Я бы даже сказала, что он начинал злиться. Возможно, сыграла роль моя личная антипатия, но профессор был взят на подозрение. Естественно, я понимала, что этого всего недостаточно даже для серьезного подозрения, но выбирать было не из кого. Тогда я обратилась к обстоятельствам убийства. Покровскую нашли на лесной тропинке. Встал очень интересный вопрос: что она там делала? Возможно, шла к реке. Но не было ни полотенца, ни других купальных принадлежностей, да и погода только начала устанавливаться. Вода была еще прохладной. Может быть, вещи забрал убийца? Но зачем? Как они могли выдавать его? Конечно, Покровская, в конце концов, могла просто гулять. Итак, на вопрос, что она там делала, у меня не было ответа. Тогда я стала думать о личности Покровской. Такая незаметная женщина со спокойным характером без особых увлечений. Кроме одного…

– Кроме одного? – переспросил Попов.

– Да, Кирилл Александрович, кроме желания фотографироваться с разными знаменитостями. Об этом, если вы наверное, помните, нам рассказал Покровский.

– Помню, как же, – кивнул следователь.

– Отлично. Так вот, когда он упомянул об этом, я предположила, что Нина Анатольевна решила снова с кем-нибудь сфотографироваться, тем более, что фотоаппарат мог щелкать сам. На вопрос, кем могла быть эта знаменитость, я уверенно ответила: только профессор Семенов. Благодаря рекламе, сделанной ему в деревне. Теперь версия о виновности Семенова превращалась в уверенность. Я представила себе это так: они договорились о встрече, и профессор ее убил. Открытым оставался вопрос, успела ли она сфотографироваться с Семеновым? Если да, то он, конечно, забрал и фотоаппарат и фотографии. Но даже если они и сфотографировались, он все равно мог унести их на всякий случай. Однако, с точки зрения доказательств, это оставалось не более, чем предположением, ведь фотоаппарат мог исчезнуть когда угодно и почему угодно. Покровский говорил, что, возможно, его пропил и даже не помнит. Итак, все могло случиться, но это была пока единственная серьезная версия. Дальше последовало нападение на профессора. Версию инсценировки я отбросила быстро, факты указывали на то, что его столкнули, и сделали это, я уверена, его жена и ее приятель.

– Конечно, они, – хмуро сказал прокурор. – Я всегда был в этом убежден. Но продолжайте, Таисия Игнатьевна, прошу вас.

– Так вот, это немного запутало карты, а потом, как вы знаете, был убит Смолянков. Тут-то и начинается самое интересное. Тело обнаружил профессор Семенов. Казалось бы, это сразу бросает на него подозрение. Ан нет! Смолянкова убили за несколько часов до того, как профессор вместе с Рубцовой и Брянцевым переправились на пароме на тот берег, где убили Смолянкова. Но может быть, Василий Кузьмич переправился туда раньше? Твердого алиби на эти часы у него не было. Но возникает вопрос: как он добрался до того берега? Брода на реке нет, на пароме его бы запомнили, плавать он не умеет, все деревенские лодки были проверены, никто не переправлялся. Я зашла в тупик. Профессор на тот момент с психологической точки зрения казался все более подходящей кандидатурой на роль убийцы. Но доказать, что он убил Смолянкова, даже логически объяснить, как он это сделал, я не смогла и вернулась к рассмотрению других кандидатур.

– Очень интересно, – подался вперед Дудынин. – И каких же?

– В первую очередь – Рубцова. Мне Юлия Николаевна показалась женщиной замкнутой, точнее, я бы сказала зажатой.

– Очень интересная характеристика, – проговорил Ермолкин. – Продолжайте, пожалуйста.

– Итак, я начала размышлять, подходит ли Рубцова на роль убийцы? Ответ: не исключено. Она знала про скальпель в чемоданчике профессора, кроме того могла иметь свой.

– Свой скальпель тайно мог иметь любой житель деревни, – прокомментировал Попов.

– Вы правы, Кирилл Александрович, но все же я начала рассматривать тех, кто мог иметь его с большой вероятностью.

– И что же, долго вы подозревали Рубцову? – это спросил Скворцов.

– Да, довольно длительное время. После убийства Смолянкова она стала одной из главных подозреваемых. Она могла переплыть реку, у нее не было алиби на время убийства.

– Но не было и мотива, – заметил Попов.

– А у кого он был? – парировала Сапфирова. – Нет, Кирилл Александрович, так подходить к этому вопросу нельзя. Сейчас я объясню, что рабочий мотив был у меня – маньяк, человек с психическими отклонениями. Но возвращаюсь к Рубцовой. Она вела себя как обычно, ничего подозрительного. И все же в ее спокойствии, определенном равнодушии сквозила скрытая сила, уверенность, что ли. Только вот вектор этой уверенности мне был неясен. Оставив вопрос о Рубцовой открытым, я перешла к доктору Брянцеву. В отличии от Рубцовой и Семенова, Брянцев не первый год жил в Копейкино. Он тоже врач и тоже не имел алиби на момент обоих убийств. Тут еще начинал вырисовываться любовный треугольник: Семенов, Брянцев и Рубцова. Мне было не очень понятно, отдает ли Юлия Николаевна предпочтение кому-нибудь из этой компании и если да, то кому?

– А разве это было важно? – спросила Авдеева. – Я имею в виду, как это могло быть связано с убийствами?

– Мы ничего не знали о мотивах убийств, – ответила Сапфирова. – С ними могло быть связано все, что угодно. В любом случае это было важно, чтобы разобраться в характерах наших медиков, в их взаимоотношениях.

– Ну и как, психологически Брянцев похож на убийцу?

– Мне показалось, что нет, Кирилл Александрович. Но я должна была рассмотреть и его кандидатуру.

– Мне лично он не понравился, – продолжил Попов. – Знаете, бывает немотивированная антипатия.

– Бывает, – сдержано согласилась Сапфирова.

– Мне пришло в голову, что у него мог быть другой скальпель, а старый он мог показать для отвода глаз.

– Ну, вы изобретатель, – улыбнулся прокурор.

– Вспоминая Тишкину и Сорокина, становишься Кулибиным, – возразил Попов.

– Слушайте, не перебивайте Таисию Игнатьевну, – вмешалась журналистика.

– Извините, – сказал Попов.

Таисия Игнатьевна сделала большой глоток чая и тщательно прожевала вафлю.

– Николай Александрович Брянцев теоретически мог убить Смолянкова. Но рассматривая названный мною мотив, в высшей степени странно предположить, что маньяк кто-то из местных жителей, а Брянцев не первое лето отдыхает в Копейкино. Закономерен вопрос: если маньяк не приезжий, почему он стал действовать именно сейчас?

– Можно, Таисия Игнатьевна? – поднял руку Попов.

– Конечно, Кирилл Александрович.

– У Брянцева как раз есть мотив. Он мог знать, что профессор и Рубцова приедут в Полянск.

– Откуда? – перебил его прокурор.

– Не знаю, но они же знакомы, – заторопился Попов, опасаясь, что его снова прервут. – Так вот, он мог начать убивать именно сейчас, чтобы бросить тень подозрения на профессора.

– Боюсь, вы не поняли, Кирилл Александрович, – покачала головой Сапфирова. – Ваша логика работает, когда речь идет