Я не стал терять время, со всеми попрощался, чтобы коллеги видели, что я ушел. Причем сначала я убедился, что Златогорский все еще там. Он как раз топал к Евстафьеву в кабинет. Я и с ним сердечно попрощался и ушел. Ужинать в кафе «Велеслав». – Произнеся последнюю фразу, Пряничников злобно глянул на меня, как будто это я помешала ему в тот вечер поужинать в любимом кафе.

– Я специально прошел так, что камеры зафиксировали, как я ухожу, – продолжал после недолгого молчания Пряничников. – Но после мне было необходимо вернуться, и этого камеры видеонаблюдения зафиксировать были не должны. Ни в коем случае. Да еще надо было дождаться, чтобы Златогорский убрался из офиса. Поэтому я по заранее разведанной тропинке обошел вокруг здания и затаился с другой стороны, наблюдая за входом. Наконец я увидел, что Златогорский выскочил из офиса и помчался как ненормальный. Меня это порадовало, ведь со стороны все выглядело так, будто это чучело нервничает. Таким его и на записи увидят, а уж в том, что их будут просматривать, я не сомневался. Ну потом я обошел офисное здание с другой стороны, где никаких камер в помине не было. Там ведь есть еще один служебный вход, ведущий внутрь. Так я и вернулся в офис, никем не замеченный. Вошел опять в свой кабинет, надел перчатки, взял статуэтку и пошел прямиком в кабинет к Евстафьеву. На последнюю беседу, так сказать.

Пряничников хищно ухмыльнулся, словно эти воспоминания доставляли ему какое-то странное удовольствие.

– Ну, захожу я в его кабинет, он как раз сидел за столом, из-за которого встать ему было уже не суждено. – Пряничников вдруг заговорил с какой-то театральностью, словно на ходу сочинял пьесу. Вот только пьеса эта уже была написана, последний акт сыгран. – Посмотрел так на меня, с отеческой теплотой.

Губы Пряничникова искривила брезгливая усмешка, словно и покойного Евстафьева он продолжал презирать.

– Похвалил, что я тоже допоздна сегодня на работе. Мы с тобой, говорит, трудоголики. Он иногда на «ты» со мной переходил в знак особого расположения. Снисходил, так сказать, до плебса. Тут он опять уткнулся в какую-то бумажку и говорит, вроде бы между делом, что давно хотел узнать, что я думаю по поводу вот этого договора. А мне только того и надо, у меня ведь появился повод подойти к нему вплотную и встать сбоку и чуть позади. Идеальная дислокация, лучшего и желать нельзя. Я подошел с заинтересованным видом, он еще и голову немного опустил в этот момент. Тут я понял, что больше время терять нельзя, размахнулся как следует и со всей силы опустил эту штуковину на его кудлатую башку.

Тут Пряничников схватил бокал и одним глотком выпил всю оставшуюся воду, после чего немедленно закашлялся. Немного оправившись, он некоторое время молчал, тяжело дыша.

Мы с Мельниковым тоже не нарушали молчания.

– Вы нанесли Евстафьеву только один удар? – спросил наконец Мельников.

Пряничников кивнул:

– Да, первым же ударом раскроил ему голову. Второго не понадобилось. Да тут бы и баба управилась, статуэтка-то увесистая.

Я с легким чувством стыда вспомнила свои подозрения насчет Вероники.

А Пряничников между тем продолжал:

– Он и понять-то ничего не успел. Я убедился, что он мертв, и потихоньку вышел из кабинета. Ах да, сначала эту статуэтку швырнул возле стола, только с таким расчетом, чтобы в лужу не попала. Натекло там…

Пряничников произнес это таким будничным тоном, будто сообщал, что в кабинете прорвало трубу центрального отопления. Правда, в этом случае обычно вызывают аварийную службу, а не полицию…

– Итак, совершив убийство, вы покинули кабинет, – продолжил допрос Мельников. – Почему вы были уверены, что вас никто не заметит, в офисе есть охрана…

Тут Пряничников рассмеялся, словно и впрямь услышал забавную шутку.

– Этот охранничек преспокойно разгадывал кроссворд да чаек попивал в своем предбаннике. Вот в головном офисе действительно охрана, вы видели, какой там уровень? Ну, ведь там же не Евстафьев всем заправлял, финансовый гений и лучший менеджер всех времен и народов. Этот охранник всю ночь караулил свежий труп и даже не почесался обойти помещения, чтобы убедиться, что все сотрудники ушли, а двери заперты. А служебный вход вообще не охранялся, не удивлюсь, если охранник о нем и не догадывался. А может, просто плевать на это хотел. Правда, дверь там запиралась изнутри, но только слезы это, а не замок. Я заранее все разузнал, естественно.

– И вы беспрепятственно вышли из здания никем не замеченным, – подвел итог Мельников. – Что вы делали дальше?

– Пробрался вдоль стены здания, потом прошел через переулок на соседнюю улицу и вернулся к себе домой, – начал добросовестно описывать свои дальнейшие действия Пряничников. – Дома всю одежду, что была на мне, снял, уложил в пакет и отнес куда подальше. И обувь, кстати, тоже. Я хоть и действовал аккуратно, но как знать, может, кровь попала.

– То есть вы предполагали, что вас могут заподозрить в совершении преступления? – уточнил Мельников.

Пряничников пожал плечами:

– Всякое может случиться, наперед не угадаешь. Так что лучше перебдеть.

В комнате вновь воцарилось молчание.

Мне вдруг пришло в голову, что именно так я и рассуждала, обдумывая, как именно преступнику удалось проникнуть в офис, а после незаметно скрыться.

Я представляла тот же маршрут перемещений и даже образ мыслей преступника, который только что озвучил Пряничников. Вот только на место Пряничникова я поставила пусть и довольно легкомысленную, но все же ни в чем не повинную Веронику Варфоломееву.

– Ну что ж, – спокойно произнес Мельников, обращаясь к Пряничникову, – полагаю, в основном мы закончили. Теперь осталось доставить вас в управление и оформить явку с повинной. А заодно освободить из-под стражи Кирилла Златогорского.

Пряничников криво усмехнулся.

– Валяйте, выполняйте свои следственные действия. А раз Селиверстову не надо больше защищать этого сопляка Златогорского, то теперь я его найму. Наслышан, что он еще и не таких вытягивал. Так что, учитывая явку с повинной, да с таким адвокатом мне, может, вообще условно дадут. – Пряничников с вызовом посмотрел на нас и подмигнул.

Мы с Мельниковым невольно переглянулись, пораженные такой наивностью. Пряничников совершил умышленное убийство, пытаясь при этом переложить свою вину на не имеющего