— Так как я представляю обвинение, я не могу дать вам совет, — сказал Лэхи. — Почему вы не поговорите со своими адвокатами?

— Я не могу им сказать, — сказал Беркхарт.

Лэхи с сомнением уставился на него, не веря, что обещание признания не очередной трюк. Однако Беркхарт, казалось, был искренен. Смерть дочери, преследующее его каждый день процесса лицо жены, осознание, что улики против него растут как снежный ком, — все это становилось для него непосильной ношей.

— Я совершенно беспомощен, — сказал Беркхарт. Он умолял Лэхи пригласить к нему Флинта Мосса, знакомого адвоката.

Лэхи согласился, и 9 июня, уже переговорив с Моссом, Беркхарт вернулся в зал суда. На сей раз он не сел за стол к адвокатам Хэйла, а вышел вперед к судье и что-то ему прошептал. Потом отступил на шаг и, тяжело дыша, произнес:

— Я хотел бы отказаться от своих адвокатов. Меня будет представлять мистер Мосс[522].

Со стороны защиты был подан протест, однако судья признал требование законным. Мосс встал рядом с Эрнестом и сказал:

— Мистер Беркхарт хочет отозвать свое заявление о невиновности и вместо этого признать себя виновным.

Зал суда замер.

— Ваше желание действительно таково, мистер Беркхарт? — спросил судья.

— Да.

— Федеральные органы власти или органы власти штата предоставили вам иммунитет или помилование за изменение показаний?

— Нет.

Беркхарт решил сдаться на милость суда, признавшись перед этим Моссу:

— Я измучен и … хочу признаться во всем, что совершил[523].

Затем Беркхарт зачитал заявление, в котором подтверждал, что передал Рэмси сообщение от Хэйла. Рэмси следовало уведомить Кирби, что пришло время взорвать дом Смитов.

— Теперь я понимаю, что сделал это только потому, что меня просил об этом мой дядя, — сказал Беркхарт[524]. — Правду от меня самого знают многие люди, и я решил, что честнее и достойнее будет прекратить этот процесс и признать свою вину.

Судья сказал, что прежде чем он сможет принять это признание, ему необходимо задать вопрос: «Принуждали ли вас федеральные агенты подписать признание под угрозой оружия или пыток электричеством?» По словам Беркхарта, за исключением того, что допросы длились допоздна, сотрудники Бюро обращались с ним прекрасно. Позднее он также заявил, что некоторые из адвокатов Хэйла настойчиво убеждали его солгать под присягой.

Судья сказал:

— В таком случае ваше признание вины принимается[525].

Зал суда буквально взорвался. Газета «Нью-Йорк таймс» на первой полосе писала: «Беркхарт признался в убийствах в Оклахоме, заявив, что нанял человека, взорвавшего дом Смитов … а также в том, что во главе заговора стоял его дядя»[526].

Уайт послал отчет Гуверу, докладывая, что Беркхарт «был взволнован до крайности и заявил мне со слезами на глазах, что лгал, а теперь намерен сказать правду … и повторить это признание перед любым судом в США»[527].

Признание Беркхарта положило конец всем попыткам уволить Уайта и его сотрудников. Генеральный прокурор Оклахомы сказал:

— Заслуги этих джентльменов невозможно преувеличить[528].

Тем не менее завершена была только часть дела. Предстояло еще добиться осуждения других сообщников, в том числе Брайана Беркхарта и Рэмси, но в первую очередь, разумеется, коварного Хэйла. После козней на процессе Эрнеста Уайт был уже менее уверен, что с последним это удастся. Тем не менее по крайней мере одна новость обнадеживала: Верховный суд постановил, что место убийства Роана — действительно индейская земля. «Это возвращает нас в федеральный окружной суд», — отметил Уайт[529].

21 июня 1926 года Беркхарт был приговорен к пожизненному заключению и каторжным работам. Однако окружающие заметили облегчение у него на лице. По выражению одного прокурора, теперь осужденный походил на того, «чей ум свободен, поскольку он снял со своей измученной души бремя страшной тайны и теперь ищет покаяния и прощения»[530]. Прежде чем на него надели наручники и увезли в тюрьму, Беркхарт обернулся и слабо улыбнулся Молли. Однако выражение ее лица осталось бесстрастным, даже холодным.

В последнюю неделю июля 1926 года, когда летняя жара превратилась в пекло, в кирпичном здании суда в городке Гатри начался процесс по обвинению Хэйла и Рэмси в убийстве Генри Роана. «Все готово к развязке драмы: занавес над ужасной трагедией осейджей понемногу поднимается — начинается давно ожидаемый федеральный процесс против двух ковбоев минувших времен, — писала «Талса трибьюн»[531]. — Суд над Эрнестом Беркхартом, хотя и завершившийся мелодраматической кульминацией признания в убийстве Смитов и участии в возглавляемом Хэйлом заговоре, был всего лишь прологом к трагедии жизни и смерти, которая разыграется на подмостках сегодня».

Уайт распорядился выставить в тюрьме дополнительные посты охраны — ранее уже была предпринята попытка освободить преступников, готовых свидетельствовать против Хэйла. Позднее, когда его перевели этажом выше камеры Блэки Томпсона, он сумел передать тому записку, воспользовавшись дырой в потолке рядом с трубой отопления. Как Блэки признался следователям, Хэйл спрашивал его, что он хочет получить «за отказ от дачи признательных показаний[532]. Я написал ему в ответ, что не стану свидетельствовать против него, если он сумеет вытащить меня отсюда». Главарь банды пообещал устроить побег, но поставил одно условие: прихватить заодно его племянника и избавиться от него, прежде чем тот даст свидетельские показания. «Он хотел, чтобы я сплавил Эрнеста в Мексику», — признался Блэки, добавив, что Хэйл не желал, «чтобы Беркхарта прикончили здесь, в стране, где его смогут найти».