Перед возобновлением процесса по убийству Роана представитель министерства юстиции в конце октября обратился к главному обвинителю Сент-Льюису: «Вся защита — нагромождение лжи, а нам нужно полагаться на факты»[545]. И добавил: «Если им снова удастся подкупить присяжных, виноваты в этом будем только мы сами». Сотрудникам Уайта поручили обеспечить неприкосновенность жюри.

Обвинение представило в суд практически то же дело, хотя и в несколько урезанном виде. К общему удивлению, адвокат Хэйла Фрилинг ненадолго пригласил к свидетельской кафедре Молли.

— Назовите, пожалуйста, ваше имя, — попросил он[546].

— Молли Беркхарт.

— Вы в настоящее время являетесь женой Эрнеста Беркхарта?

— Да, сэр.

Затем Фрилинг решил раскрыть никому не известный факт, который предпочитал до этого держать в секрете, задав свидетельнице вопрос:

— Состояли ли вы ранее в браке с Генри Роаном?

— Да, сэр, — ответила Молли.

Обвинение выразило протест — вопрос не по существу, и судья согласился. Действительно, Фрилинг, кажется, не преследовал никакой другой цели, кроме как еще больше расстроить женщину. Она опознала Роана по фотографии и вернулась в зал на свое место.

Когда к свидетельской кафедре подошел Эрнест Беркхарт, прокурор Лэхи спросил его о браке с Молли.

— Ваша жена — индианка племени осейдж? — осведомился он[547].

— Да, — ответил Эрнест.

На предыдущем процессе на вопрос о профессии он ответил:

— Я не работаю. Я женат на индианке из осейджей[548].

Далее один из адвокатов Хэйла спросил Эрнеста, признал ли тот себя виновным в убийстве сестры жены путем взрыва ее дома.

— Да, это так, — произнес он в ответ.

В надежде обвинить в убийствах одного Эрнеста адвокат принялся перечислять имена погибших членов семьи Молли.

— Остались ли у вашей жены в живых еще родственники, кроме двух ваших общих детей?

— Нет, других не осталось.

В зале повисла тишина. Молли продолжала смотреть, не отводя взгляда, словно воплощение немого укора. Через восемь дней допрос свидетелей обеими сторонами завершился. Прокурор выступил с заключительной речью: «Настало время, когда вам, господа, придется вступиться за право, порядок и достоинство. Пришло время развенчать этого «короля». Как мужественные и порядочные люди, вы вынесете вердикт о повешении подсудимых за шею до наступления смерти»[549]. Судья посоветовал присяжным забыть обо всех симпатиях и антипатиях к той или иной стороне. Он заявил: «Исчезнет с лица земли страна, падшая до состояния… когда ее граждане скажут: “В наших судах мы не можем найти справедливость”»[550]. Вечером 28 октября присяжные удалились в совещательную комнату. На следующее утро стало известно, что решение принято, и участники процесса вернулись в зал суда.

Судья спросил старшину присяжных, вынесли ли они вердикт. «Да, сэр», — ответил тот и подал листок бумаги. Судья мельком взглянул и передал секретарю суда. В зале заседания было настолько тихо, что можно было слышать тиканье настенных часов. Журналист позже писал: «Лицо Хэйла застыло в напряженном ожидании, а Рэмси — уподобилось маске»[551]. Стоя перед замершим залом, секретарь огласил вердикт присяжных, признавших подсудимых виновными в предумышленном убийстве.

Оба преступника были в шоке. Судья сказал им: «Мистер Хэйл и мистер Рэмси, жюри признало вас виновными в убийстве индейца-осейджа, а потому мой долг — вынести приговор. Закон предусматривает за предумышленное убийство смертную казнь. Однако данный состав жюри счел возможным ограничить наказание пожизненным заключением»[552]. Присяжным хватило духу приговорить, но не повесить за убийство индейца. Судья обратился к осужденным: «Прошу вас встать». Хэйл поднялся сразу, Рэмси — чуть помедлив. Судья объяснил, что приговаривает их к «тюремному заключению до естественного окончания их жизни». И спросил:

— Мистер Хэйл, вам есть что сказать?

Хэйл смотрел прямо перед собой. Глаза его были пустыми.

— Нет, сэр, — ответил он.

— А вам, мистер Рэмси?

Не в силах говорить, тот лишь отрицательно покачал головой.

Репортеры бросились из зала суда отправлять статьи, провозглашавшие, как в «Нью-Йорк таймс», например: «“Король Осейдж-Хиллз” признан виновным в убийстве»[553]. Позднее прокурор Лэхи приветствовал исход процесса как «один из самых великолепных примеров торжества права и закона в нашей стране»[554]. Молли встретила приговор с одобрением. И все же Уайт понимал, что есть то, чего ни успешное расследование, ни юридическая система исправить не в состоянии.

Когда годом позже начался суд над убийцами Анны Браун, Молли также присутствовала на процессе. Тем временем Моррисон отозвал сделанное им признание, снова переметнувшись в надежде на вознаграждение. Власти перехватили его записку, адресованную Хэйлу в тюрьму. Моррисон обещал «смешать с грязью» власти, «если будет такой шанс»[555]. Чтобы осудить его, прокуратура гарантировала Брайану Беркхарту снятие обвинений в обмен на показания. Во время процесса Молли вновь пришлось выслушать все ужасные подробности о том, как ее деверь напоил ее сестру и держал ее прямо, а Моррисон выстрелил ей в затылок — или, по выражению Брайана, «замочил»[556].

Последний рассказал также, как неделю спустя после убийства вернулся на место преступления с членами семьи Анны для опознания разложившегося трупа. Молли этого не забыла — не смогла бы при всем желании, — но только теперь полностью осознала, что там происходило: убийца стоял рядом с ней и изображал глубокую скорбь, глядя на свою жертву.