Священник семенил следом, испуганно бормоча:

– Она шла передо мной по дороге, шаталась из стороны в сторону… Я еще, грешным делом, подумал: какой позор, пьяная! И вдруг как упадет! Чудом ее не переехал, еле успел остановить Форри… Вылезаю из повозки, гляжу: нет, не пьяная, хуже! Умирающая!

– Типун вам на язык, святой отец! – сердито прикрикнула служанка. – Боги милостивы, нечего всякие страшные вещи наговаривать! Полежит, оклемается. Ну-ка, берите ее за ноги, а я – под мышки, несем в дом!

Эйрис злилась не столько на отца Дика, сколько на себя: за то, что всего минуту назад так дурно подумала о несчастной, которой оставалось жить всего ничего. Молодая женщина вплотную приблизилась к черте, отделявшей живых от мертвых. Служанке пришлось видеть слишком много умирающих на своем веку, и она не могла ошибиться.

Может, если позвать к ней лекаря… Так ведь ему нужно заплатить, а они бедны, как церковные мыши! Да и пока до него доберешься, пока привезешь…

– О боги, что это такое?! – взвизгнула хозяйка при виде появившейся на пороге процессии: сначала осторожно пятившейся служанки, потом горизонтального тела в измятом грязном чепце и изодранном черном платье и, наконец, смущенного и запыхавшегося святого отца.

– Не что, а кто! – еле выговорила Эйрис. – Несчастная, которой нужна помощь.

– Помощь? Но почему? Как? Откуда? Что все это значит? Не смей отворачиваться, я к тебе обращаюсь! О святые угодники, что ты делаешь?! Эту грязную оборванку – на мою кровать!

– Сейчас я ее раздену и оботру, и она не будет грязной, – с трудом переводя дух, ответила служанка, выпрямляясь и скрипя зубами от боли в пояснице. – Святой отец, принесите воды, не сочтите за труд. Вон ведро в углу, а где колодец, вы знаете.

– Да-да, конечно! – с готовностью кивнул cвященник. – Заодно прихвачу ее вещи, осмотрим их – может, узнаем, кто она такая…

– Что за наглость! – возопила хозяйка. – Как ты смеешь обременять святого отца своими обязанностями, тунеядка?! Если тебе так необходима вода, сама сходи и принеси!

– Но, госпожа Мелона, мне совсем не трудно, уверяю вас! К тому же Эйрис устала… – забормотал отец Дик, пятясь к двери.

– Ей не с чего уставать, разве что от собственного безделья! Вы только представьте: у этой лентяйки не находится времени приготовить хороший обед! Я уже не припомню, когда в последний раз ела мясо или рыбу… Одни овощи! О, если бы мой супруг был жив…

– Конечно… безусловно… – священник, торопливо подхватив ведро, с явным облегчением скрылся за порогом.

Эйрис, мысленно прося богов и всех святых послать ей терпения, стала осторожно расстегивать крючки на платье женщины.

«Боги послали тебе тяжкую ношу, дочь моя, – часто говорил ей отец Дик. – Будь великодушна и терпелива, помни, что твоя госпожа как дитя малое. Потерять двух сыновей – ужасный удар, неудивительно, что ее рассудок помутился. Ухаживай за ней, делай, что в твоих силах, с покорностью и выдержкой, и будет тебе награда в жизни вечной…»

Ох, как же тяжело сохранять эту самую выдержку! Она ведь тоже живой человек, не бесчувственное железо. А награда то ли будет, то ли нет, это еще вилами по воде писано.

Веки умирающей, дрогнув, приоткрылись. Большие карие глаза, медленно оглядевшись, остановились на лице служанки.

– Где… я? – чуть слышно прошелестели слова.

– У друзей. Тебе стало плохо на дороге, ты лишилась чувств. Немудрено, в этакую-то жарищу! – торопливо заговорила Эйрис, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и беззаботно.

– Да, действительно, очень жарко! Возьми веер и обмахивай меня! – донесся от окна новый приказ хозяйки.

– У… друзей? У меня… нет друзей. Все предали… отвернулись…

– Ты что, не слышишь, негодница? Возьми веер! – повысила голос хозяйка, нахмурившись и сверкая глазами.

«И веера-то ни одного не осталось, все в пожаре сгинуло…» – внезапно с острой нахлынувшей тоской подумала Эйрис.

– Как отвернулись, так и снова повернутся! – с неестественной веселостью отозвалась она, управившись со всеми крючками и завязками. – Ну-ка, постарайся, чуток приподнимись…О боги, снова рвется, а ведь платье-то хорошее было, одной материи, небось, на пяток серебряных таларов… Не горюй, зашью, залатаю, еще послужит!

– Не… послужит… Я умираю.

Служанка застыла, невольно охнув и прижав к груди рваное платье, только что снятое с незнакомки.

– Оглохла, мерзавка?! – раздался злобный визгливый оклик. – Да я тебя…

Эйрис медленно повернулась к хозяйке, и та, испуганно вжавшись в спинку кресла-качалки, поперхнулась на полуслове.

– Не ты меня, а я тебя, зараза, своими руками придушу, если еще разок откроешь пасть! – страшным свистящим шепотом произнесла служанка. – И плевать, что мне на этом свете голову снимут, а на том придется гореть в геенне огненной! Поняла?!

– А-аа-оооо….

Госпожа Мелона, стуча зубами, издала какой-то невнятный, стонущий всхлип.

– Похоже, поняла, – точно таким же шепотом добавила Эйрис. – Вот и славненько!

Она снова повернулась к женщине, бессильно распростертой на кровати.

– Ах ты, глупышка! Чего придумала – умирать собралась! Отлежишься, подкормим тебя – вон какая худющая, кожа да кости… Прямо живой скелет, простите, святые угодники… Сейчас оботру, грязь смою – сразу лучше будет! – бормотала служанка, стараясь сдержать слезы и инстинктивно подмечая, что у женщины тонкие и изящные кисти рук и ступни, а белье, хоть и заношенное до неприличия, было пошито явно для благородной дамы – простолюдинки таким не пользуются. Да и сбитые, рваные башмачки, которые она только что сняла с нее, когда-то, в лучшие времена, стоили немало… Что все это значит, святые угодники?! Бедностью ныне в Империи никого не удивишь, но даже вконец разорившиеся дворянки не доводят себя до такого состояния. В крайнем случае находят приют в монастыре или идут в приживалки к более благополучным родственникам…

– О-оох!.. – с изумлением и испугом, не сдержавшись, выдохнула она, отпрянув от женщины, как от зачумленной.

– Вот, я принес! – раздался голос отца Дика, и обливающийся потом толстяк шумно брякнул об пол деревянное ведро, полное воды, а чуть погодя – плетеный короб, видимо, с вещами неизвестной. – Что такое, дочь моя? У тебя такой вид, будто ты увидела ядовитую змею!

– Боюсь!.. – завизжала госпожа Мелона, позабыв от страха угрозу служанки. – Где змея?! Какая змея?! Откуда здесь змея?! Караул, спасайте…

Эйрис резко обернулась к священнику (хозяйка, неверно истолковавшая ее движение, тут же запнулась, зажав рот ладонями) и трясущейся рукой указала на то, что считаные мгновения назад открылось ее взору.

Святой отец, осторожно приблизившись к кровати, посмотрел туда же и, побледнев, осенил себя крестным знамением:

– Да смилуются над нами боги! Это эсанка!..

* * *

В трактире «Золотой барашек» яблоку негде было упасть. Туда набились