— Калли?

Усмехнувшись, он заговорил своим обычным голосом:

— Мне нужно на службу, поэтому я в форме, но все же решил заскочить на минутку сюда. Тут должно быть очень весело. Но что я вижу? Неужели это Канем с тобой? Ну или почти с тобой…

Обернувшись, она увидела, что ее кавалера отвлекла отважная Нелл Гвин[6]. Тея схватила его за руку и, смеясь, поставила рядом с собой. Она уже чувствовала разницу — в себе, в нем. В каждом вокруг, потому что никто не знал, кто они на самом деле.

Никто не бросал в его сторону подозрительных взглядов, хотя некоторые дамы с интересом поглядывали на него.

Никто не нашептывал о старых, мрачных скандалах или о его прошлой темной репутации.

— Вы здесь аноним, — сказала она.

— По крайней мере, до полуночи. Вы тоже инкогнито. Какие ощущения?

Тея задумалась.

— Свобода.

Неужели она и правда сможет вести себя раскованно, если захочет? Но нет! В полночь, меньше чем через два часа, маски будут сброшены, и тогда все, что она себе позволит, отразится на ее репутации. Увы!

Римский центурион попытался увести ее с собой по праву подданства, но Тея отвергла его, заявив, что богинями не командуют.

Еще одна Нелл Гвин решила соблазнить Дариена апельсином, но он отказался, сославшись на то, что не может предпринимать никаких действий без приказа своей Богини.

Девица с косами в средневековом костюме предложила Тее дикую розу из своей корзинки, но та отказалась, потому что цветок не подходил к ее костюму, и сунула его в обшитую орнаментом петлицу своего кавалера. В знак признательности Дариен поцеловал ей обнаженную руку. К костюму Богини не полагалось перчаток, что было возбуждающе само по себе.

— Думаю, что, если исхитриться, я смогу поцеловать вас в губы, — предупредил он шепотом. — Несмотря на шлем.

Понимая, какие будут последствия, Тея отвернулась и посмотрела на другие пары: многие целовались совершенно открыто. Возможно, потом никто из них и не вспомнит, кто и что делал…

Они двинулись вверх по лестнице, миновали группу скудно одетых, в восточном стиле, лакеев, которые предлагали вино, и, попивая из бокалов, вошли в бальный зал, где царил полумрак. Такого Тея никогда не видела: центр зала освещали два огромных канделябра, а пространство ближе к стенам тонуло в темноте.

Играла музыка, но танцующих было совсем мало: кто-то был без косюма, но большинство пользовались этим пространством, чтобы представить свой образ. Например, мужчины вели бутафорский бой на шпагах. Вдруг один из них заметил Дариена и повернулся к нему, бросая вызов.

Тот, конечно, его принял, немедленно обнажив шпагу, и встал в позицию. Было их фехтование искусным или нет, Тея не могла сказать, но молниеносные перемещения и звон клинков заставили ее сердце забиться быстрее. Уже через минуту Дариен сделал шаг назад, усмехнулся и, отсалютовав шпагой сопернику, вернулся к ней.

— Вы сумасшедший! — сказала ему Тея.

— Конечно! Даже не сомневайтесь, — согласился Дариен, быстро увлек ее в тень, в укромный уголок, под сень высокого комнатного растения в кадке: идеальное место для свиданий.

— Такое поведение вы считаете братским? — с трудом проговорила Тея — во рту пересохло от волнения.

— То обещание касалось только маскарада в Опере.

Тея наставила на него свой дротик.

— Не забывайтесь, сэр: в полночь все узнают, кто мы.

— Но не узнают, чем мы тут занимаемся. — Он взялся за дротик и с легкостью забрал из ее РУК.

По правде говоря, желания сопротивляться у Теи не было.

Вмиг его шляпа оказалась на полу и, придерживая ее шлем, чтобы не свалился, он завладел ее губами. Тея почувствовала тот самый вкус, который так жаждала ощутить. Дариен обнял ее, но наткнулся на доспехи, защищавшие тело.

Он рассмеялся:

— Действительно во всеоружии.

— И в неприкосновенности.

— Но только не здесь.

Дариен провел ладонями вверх и вниз по ее голым рукам, по серебряным лентам. Тея положила ладони ему на грудь, поверх жестких золотых аксельбантов, и все равно почувствовала, как гулко бьется его сердце.

Их губы встретились опять, поначалу целомудренно, потом все жарче. Его ладони поднялись к ее плечам, по доспехам спустились вдоль спины вниз, где пальцы нашли шнурок, который затягивал лиф.

— Что завязано, — прошептал Дариен, — можно развязать.

Он завозился с узлом, но Тея тут же выпрямила руки, отталкивая его.

— Нет.

— Нет — даже в полночь?

— В особенности в полночь: под ним ничего нет, только рубашка.

Даже в полумраке она почувствовала, что он улыбнулся.

Несмотря на жгучее желание, а может, благодаря ему, она отступила назад и схватила в руки свой дротик.

Он поднял руки, словно сдаваясь.

— Это вам не потребуется. Мы можем ускользнуть отсюда до наступления полуночи, и, значит, никто не узнает, кто мы.

— Ускользнуть? — переспросила Тея, явно шокированная его предложением.

— Да, через сад в закрытую часть дома, а потом на улицу и далеко-далеко отсюда.

— Вы точно сумасшедший.

— Мы уже это выяснили. Ну что, сбежим со мной, моя Богиня, туда, где нет никаких запретов и правил?

Вполне возможно, что он говорил абсолютно серьезно. Тея, покачав головой, проглотила комок в горле.

— Я не могу.

— Конечно, нет: вы же богиня Минерва, воплощение мудрости. Но почему? Почему вы не могли одеться распутной Нелл Гвин?

— Я могла нарядиться пират-девицей, — сказала Тея.

— И это в отсутствие криминальных наклонностей.

Дариен поднял шляпу с пола с такой грацией, что Тея едва не расплавилась. Невероятно обаятельный, в этом костюме давно ушедших времен он и вовсе сводил женщин с ума.

— Такие костюмы носить нельзя, — заметила Тея. — Вы становитесь опасным.

— Только не для вас. Ну что, готовы бежать?

Глава 26

Он вывел ее из темноты в центр бального зала, и глазам стало больно от ослепительно яркого света.

Танцующих по прибавилось, и некоторые уже начали освобождаться от громоздких деталей своих костюмов. Только сейчас Тея осознала, насколько неудобен ее собственный: снять шлем нельзя, потому что ее сразу узнают, а танцевать в нем вряд ли возможно.

— Так все-таки кто вы? — вернулась к своем вопросу Тея, шагая с ним к выходу в сад.

— В каком смысле? — опешил Дариен.

— Вы мне так и не ответили: вы Ловелас или просто кавалер без имени?

— Я принц Руперт Рейнский. В четырнадцать лет он ушел на войну, в двадцать три командовал кавалерией Карла Первого, а в двадцать пять — целой армией.

— По сравнению с ним вы бездельник.

— Он был королевских кровей и пользовался семейными связями, — возразил Дариен.

— А вы всего лишь