Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Саня, я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю.
Он лёг и прижался к Вике, пытаясь ощутить зарождающуюся в ней новую жизнь. Он опять чувствовал невидимое, разумное движение жизни, которая будто сама вела его вперёд, подсказывая верные шаги и поступки.
Новый год отмечали дома у Ромки. Маша проявила завидную активность и сумела, правда, не без помощи отца, достать продукты и накрыть стол. Илья и Санька должны были позаботиться только о выпивке, салатах и торте. Праздник получился невесёлым, дух нарастающей эмиграции витал в воздухе и уже не мог не влиять на настроение людей. Ребята переживали приближение разлуки, но старались не говорить об этом. Они включили телевизор и, уже в который раз, смотрели «Иронию судьбы». Говорили об уходе Горбачёва с поста президента неделю назад, о развале Советского Союза и Беловежском соглашении, подписанном президентами России, Украины и Белоруссии. Открыли бутылку шампанского и проводили старый год, а после поздравления Ельцина выпили за новый.
В день вылета подъехал на машине Ромка и взял Вику с девочкой. Санька заказал такси, куда погрузили баулы и чемоданы. Они решили добраться в аэропорт пораньше, так как должны были ещё пройти таможенный досмотр. Илюша отправился в гастрольную поездку по стране и попрощался ещё две недели назад. Он сказал, что они с Мирой, наконец, получили ответ из министерства и эмиграция им разрешена. Родители с сестрой, так Санька с ними договорился, приедут прямо в Шереметьево. С дедушкой Марком и бабушкой Соней он попрощался несколько дней назад. Ещё крепкие и разумные старики перед уходом расплакались, обнимая правнучку и Вику и подбадривая себя словами, что обязательно приедут в Штаты и увидятся с ними снова.
В условленном месте у входа в зал «Departures» они остановились, поставили багаж и стали ждать, присев на жёсткие холодные кресла. Вскоре появились Наум Маркович и Инна Сергеевна с Эллочкой, потом родители Вики Давид Сергеевич и Мина Яковлевна. Отец Вики до последних дней отказывался обращаться в посольство, чтобы последовать за дочерью. Вчера во время их разговора по телефону он вначале сказал, что теперь, когда открыты границы, можно летать в гости друг к другу и видеться, но потом согласился попробовать, надеясь, что за это его с работы не выгонят. С родителями Саня условился, что они приедут по программе воссоединения семей тогда, когда будут готовы к эмиграции. Они стояли, говоря о вещах, о которых обычно и говорят во время прощания. Санька отлучился, чтобы узнать, когда начинается регистрация и вернулся озабоченный.
— Нам нужно срочно пройти таможню, почти все пассажиры уже прошли.
— Так мы поможем, — успокоил его Рома. — До вылета ещё два с половиной часа, а места в самолёте уже указаны в билетах.
— Спасибо, Рома. Без тебя бы мы не справились, — поблагодарил друга Санька и они крепко обнялись. — Как прилечу, позвоню. Целуй Машу и Светочку.
Он попрощался с родителями и сестрой, с родителями Вики, а потом занёс вещи в дверь комнаты со стеклянными окнами в стене. Его попросили открыть чемоданы, и таможенники несколько минут рылись в вещах, но вскоре поняли, что поиски бессмысленны — интеллигентной семье нечего было прятать и скрывать: она везла с собой не доллары, не золото и драгоценности, а хорошее образование и молодые еврейской мозги. Капитан дал отбой, и Санька принялся закрывать чемоданы и застёгивать баулы. Потом погрузил их на тележку и пошёл к стойке приёма багажа и получения посадочных талонов, где ждала его Вика с дочкой на руках.
Когда они двинулись по длинному коридору, Санька оглянулся и увидел мать с заплаканными глазами и всех остальных, стоящих за барьером. Те махали руками и что-то кричали им вслед, пока они не скрылись за поворотом.
9
Леонид Вайсман с некоторым волнением переступил порог отдела кадров. Заведующий с любопытством взглянул на него и сразу всё понял.
— Что случилось, Леонид Семёнович? — не раскрывая своей догадки, спросил он.
— Да вот и не знаю, как сказать, Владимир Николаевич. Младший сын мой, пианист, совсем с ума сошёл. Хочет уехать в Израиль с женой и ребёнком. А мне что, одному остаться здесь? Старший сын уже три года там живёт. Если я сейчас не поеду с ним, так и буду доживать свой век в одиночестве, не видя детей и внуков.
— А зачем разрешение давал?
— Так они всё равно бы уехали, их невозможно удержать.
— Ну ладно, давай твоё заявление. Покажу его Дмитрию Кирилловичу.
— Спасибо, Владимир Николаевич. Поверьте, я Вас глубоко уважаю.
— Ну ладно, возвращайся к своим обязанностям.
Леонид Семёнович с облегчением поднялся со стула и вышел из комнаты.
Слух о его увольнении через несколько минут разлетелся по заводу. Это и понятно: работницы отдела кадров видели его и, наверное, слышали разговор с заведующим и не могли не позвонить своим подругам в заводоуправлении. Когда он собрал совещание, его сослуживцы с каким-то необычным интересом смотрели на него, и он понял, что они уже всё знают. Он дал распоряжения по поводу ремонта в котельной и плановых проверок заземлений в электрической сети, и инженеры друг за другом покинули его кабинет.
Вскоре зазвонил телефон, и он поднял трубку.
— Леонид Семёнович, зайди ко мне, — услышал он голос директора.
— Когда, Дмитрий Кириллович?
— Сейчас и зайди.
— Хорошо, я и сам хотел поговорить с Вами.
— Вот и поговорим, — сказал он и в трубке раздались прерывистые гудки.
«Кажется, начинаются разборки, — подумал он. — Ничего не поделаешь — назвался груздем, полезай в кузов. Неужели уволят? Ну, будь, что будет».
Когда он вошёл в кабинет директора, тот привычным жестом пригласил его сесть.
— Леонид Семёнович, я понимаю, что ты получил разрешение на выезд. Очень жаль, конечно, ты прекрасный инженер. Но ты же не завтра едешь?
— Нет, похоже, сборы займут несколько месяцев.
— Вот у меня твоё заявление. Ты действительно хочешь уволиться?
— Вы же знаете, Дмитрий Кириллович, как я люблю свою работу. Коллектив подобрался хороший, толковый. Но я боюсь, что у Вас из-за меня могут быть проблемы.
— Дорогой мой, никаких проблем сейчас нет и быть не может. Это в семидесятых годах от меня требовали принять меры. Приходилось созывать партийное собрание и клеймить отщепенцев. И интересно, что среди евреев всегда находились хулители, осуждающие эмигрантов. Они боялись, и я их понимаю. Но год назад произошла антикоммунистическая революция. Партию лишили власти в стране и закрыли. Сегодня многие коммунисты положили партбилеты в райкоме на