полкового или экипажного командования об участии в боевых действиях во время китайского похода или японской кампании.

В конечном итоге Владивосток, Дальний и, возможно, еще один порт в Корее – это наш российский тихоокеанский фасад. Города-порты, парадные ворота. Но именно здесь, в Восточной Сибири, должен быть выстроен экономический становой хребет большой азиатской политики Российской империи. Победоносное выяснение отношений с зарвавшимися самураями мы должны воспринять не только как старт переселенческой программы с задачей освоения обширных целинных земель в сельскохозяйственном плане, но и как сигнал к началу индустриализации всего этого огромного края. Индустриализации! Запомните это слово!

Чтобы всем избежать разных толкований наших планов, я распоряжусь отпечатать отдельной книгой программу освоения Сибири и Дальнего Востока на ближайшие двадцать лет, которую тщательно продумали и подготовили для нас господа Менделеев с Сибиряковым. Для всеобщего понимания и руководства к действию. С моим личным к ней напутственным предисловием.

* * *

– Ну-с, дорогие господа флотские, милости просим на нашу иркутскую землю! Хлеб да соль будут ожидать вас сегодня у нас с Ольгой Васильевной. Господа комитетские, уважаемые Дмитрий Иванович и Александр Михайлович, вас также непременно просим. Но сперва поспешим к обедне в собор. Как говаривал наш доброй памяти Ермолов: доброе дело русскому человеку надобно всегда начинать с молитвы. – Генерал-губернатор Кутайсов взял бразды правления в свои руки в тот же миг, как поворот пути скрыл от провожающих вагонное окно и стоящего за ним государя. – По поводу вещичек своих не беспокойтесь. Вас разместят в «Гранд-отеле». Сейчас их туда отвезут, все будет в лучшем виде, не подмочат… Ну что, по тарантасам?

«Что прозвучало словно команда “По коням!”. Таки красава ты, господин главный начальник края. А, кстати, интересно, почему, прослужив свои лучшие годы в кавалерии, эполеты полного генерала Кутайсов получил от инфантерии, пехотные? Надо бы разузнать…»

– Любезный граф Всеволод Федорович, вас я попрошу сюда! Вы ведь не откажетесь составить компанию нам с супругой? – тоном, исключающим возражения, бодро топая по присыпанным снежной кашей роскошным лужам к ожидающим их крытым экипажам, спросил Кутайсов. – Моя дорогая Ольга Васильевна очень хочет поближе познакомиться с героем Чемульпинского дела, прямо извелась вся и меня уже порядком задергала.

– Опять у вас, мой милый Павел Ипполитович, чуть что, так женщина виновата? – с обворожительной улыбкой бывалой светской львицы и лукавой хитринкой в глазах изучая Руднева, ответствовала супругу генерал-губернаторша.

– На правду обижаться не должно, да и грешно-с. Не так ли, душа моя?

– Ой, так вся правда мужская, она только в одном: чтобы на своем настоять. Или вы не согласны со мной, любезный Всеволод Федорович? Простите мне мою нескромность, что без представления супруга к вам дерзаю обратиться, но вдруг в вашем лице найду хоть какую-то защиту от домашнего диктаторства и тирании?..

Так, за легкой пикировкой и шутками, они добрались до кареты. А когда дверца ее наконец захлопнулась, оставив потоки дождя, снежную шугу и пронизывающий ветер за бортом, Петрович поймал себя на мысли, что категорически не испытывает никакого дискомфорта в обществе Кутайсова и его жены. Практически никогда не обманывавшее его первое впечатление уверяло, что перед ним сейчас сидят хорошие, душевные люди, вдобавок давно и искренне привязанные друг к другу…

* * *

Вместе с дробным перестуком копыт по трехдюймовому дощатому настилу остался за спиной поскрипывающий напряженными цепями мертвых якорей Николаевский понтонный мост, установленный на штатное летнее место четыре дня назад. Позади, рассерженная искусственной преградой, шумит и несет вниз по течению мелкий ледяной окол своенравная, бурная Ангара. Сверху тянется из непроглядных туч мрачный креп дождя, а справа, за туманами, едва видны покрытые редколесьем острова, спасшие тысячи жизней во время огненного шторма четверть века назад…

Наконец цокот подков сменяется красноречивым хлюпающим чавканьем. И вот он перед ним, Иркутск 1905 года. Губернский город. Здесь все как обычно, как везде в России: в сырость – грязь, в сушь – пыль… Двухэтажный, каменно-деревянный. Мощным клином вдающийся в крутой речной изгиб. С возвышающейся над всем и вся величественной русско-византийской громадой собора во имя Казанской иконы Богоматери. С недотаявшими сугробами по углам дворов и канавами. С широченными улицами – опыт Великого пожара не забыт, – из-за проливного дождя представляющими собой грязную, взбитую колесами и копытами бурую жижу. Дерево и камень под ногами – только иногда, на тротуарах вдоль стен домов побогаче, учреждений, магазинов или церквей. На брусчатые мостовые, как в Москвах-Петербургах да в Варшавах-Одессах, он пока не заработал, как и на рельсовую конку, не то что на электрический трамвай…

«Так, значит, дадим столице Восточной Сибири такую возможность? Дадим!..»

* * *

Комитетчики, вполне ожидаемо, приступили к окучиванию Руднева перед самым окончанием обеда у генерал-губернатора. Причем сделано это было, судя по всему, не без одобрения самого Кутайсова, который с многозначительно-сахарной улыбкой предложил желающим пройти «покурить и поближе познакомиться» в свой малый кабинет.

«Нет, не гоголевский персонаж, конечно. На пяток левелов повыше. Но то, что любезный Павел Ипполитович однозначно в доле, можно не сомневаться. Только чему удивляться? Пусть мундирец и пехотный, но, как я только что узнал, полного генерала он за службу в Варшаве получил, будучи там главным жандармом. Зато душа и образ мыслей у него пожизненно кавалерийские. Тут корпорация-с: шпороносец шпороносца видит издалека и глаз не выклюет. Ладно, посмотрим, как и на чем нас шляхта покупать будет…»

Шутки шуточками, но на сколько конкретно правит бал в высших сферах империи гвардейское кавалерийское офицерство, служащее ныне и уже отставное, Петрович начал понимать только сегодня, во многом благодаря человеку, чьи цинизм, самоуверенность и кастовый снобизм причудливым образом органично сочетались с ловким, дерзким умом и деловой хваткой. Человеку, о самом существовании которого он попросту не знал до «залета» в прошлое на сто двенадцать лет. Вернее, с подачи историков-беллетристов он проходил в памяти по статье «Безобразовская шайка», в некой безлико-хищной массовке.

Почему Петровичу сразу показалось, что первым номером в связке «Безобразов – Вонлярлярский» идет именно потомок знатного «смоленского полонянина», перешедшего на цареву службу после возвращения многострадального города под русский скипетр Алексеем Михайловичем, он так и не понял: не раз выручавшая интуиция не подвела и сегодня. Однако факт: реальным мозгом и главным генератором идей этой парочки в плане бизнеса оказался вовсе не Безобразов, а Владимир Михайлович Вонлярлярский…

* * *

Прежде чем продолжить рассказ «Об удивительных приключениях и встречах графа Р. в губернском городе И.», нам стоит сделать небольшое отступление и повнимательнее рассмотреть группирующуюся вокруг царской семьи верхушку госэлиты Российской империи. «Свиты, высшие светы и сферы», чье более современное определение «ближний круг первого лица», в принципе, не меняет сути явления, это относительно узкая группа особо