Более того, правила, по которым правительство выставляло галеры на аукционы, включали много условий, препятствовавших монополизации. Они отражают влияние широких уравнительных тенденций в среде венецианской знати. На первый взгляд их целью было обеспечение безопасных перевозок равно для всех граждан Венеции. Регулярное расписание способствовало предсказуемости, чем пользовались отдельные предприниматели вроде Андреа Барбариго, которые, не слишком рискуя, вкладывая в дело капитал. По условиям аукциона, хозяин галеры выступал в роли перевозчика для всех. Оговоренные виды товаров имели преимущество перед другими; как правило, наивысшим приоритетом пользовались специи. Патрону галеры приказывали грузить специи в установленном порядке. По возвращении в Венецию патрон уплачивал таможенные сборы – разумеется, эта сумма возмещалась за счет нанимателей. За грузы, взятые на борт за границей, например в Брюгге, плату вносили капитану флотилии, назначенному венецианскими властями. Подобные меры должны были служить гарантией того, что со всех взимают равную плату.

На деле правила не мешали патронам галер и давать возмещение в любой форме, и грузить товары способами, более выгодными для одних перевозчиков, чем для других. Если предлагалось больше приоритетных товаров, чем можно было взять на борт по закону, капитан флотилии следил за тем, чтобы груз распределялся на все суда флотилии поровну, а остальное, остатки, грузили на другое судно, обычно «круглый» корабль, который иногда возвращался вместе с флотилией, а иногда выходил отдельно. Сомнительно, чтобы капитаны соблюдали это и другие правила, особенно если наниматели галер были такими же богатыми и влиятельными, как Федерико Корнаро. И все же некоторые старались действовать по закону. Иногда непокорных патронов штрафовали; штрафы доходили до 1000 дукатов. Патроны имели право жаловаться; бывало, что государственные поверенные, Совет сорока или Большой совет освобождали их от штрафа. Законы явно часто обходили, но само их существование доказывает, что Венеция пыталась предоставить всем своим торговцам равные шансы в осуществлении перевозок. В этом отношении действия правительства можно приравнять к действиям цехов, которые вырабатывали правила, предоставлявшие равные шансы каждому цеховому мастеру.

В XII веке венецианцы ростовщичеством не занимались; они брали 20 процентов от ссуды под залог и называли это «данью». После того как церковь запретила брать деньги в рост не только духовенству, но и мирянам, венецианцы частично подчинились и издали законы против ростовщичества. В то же время у них бытовали своеобразные представления о том, что такое законная прибыль, а что – ростовщичество. Венецианские взгляды в этом смысле существенно отличались от официальных взглядов представителей церкви. Подход венецианцев можно назвать деловым, он не слишком отличается от взглядов, распространенных в наши дни. Так, ростовщичеством не считалась выплата за коммерческие вложения нормы прибыли, определяемой рыночными условиями.

В соответствии с таким подходом венецианцы разработали собственный договор займа, называемый «местной коллеганцей». В той же форме он нигде, кроме Венеции, не встречается. После того как коллеганцы постепенно сошли на нет во внешней торговле, сходную форму применяли для капиталовложений в местные лавки, отрасли промышленности и банки. В договорах «местной коллеганцы» не оговаривался размер прибыли, которую должны были получать вкладчики. Чаще всего объявлялось лишь, что размер возмещения будет таким же, какой платит хорошо известная лавка или банк. По мнению более строгих юристов-церковников, данные договоры являлись ростовщическими, но венецианские суды одобряли их до тех пор, пока ставка была скромной – от 5 до 8 процентов. Из-за того, что норма прибыли не была определена, оставалось неясным, являются ли такие отношения формой акционирования или откровенным займом, и только в последнем случае их считали ростовщическими. Несмотря на мелкие стычки из-за юридических тонкостей, венецианцы не считали заем по-настоящему ростовщическим, если кредитор не требовал от заемщика необычно высокую, заранее установленную норму прибыли или залог, который приходилось продавать с крупным убытком для заемщика и к выгоде кредитора.

Еще одним способом займа, более свободным от обвинений в ростовщичестве, был заем с помощью переводного векселя. По сути переводный вексель являлся обязательством уплатить в одном месте в одной валюте за платеж, произведенный в другом месте и в другой валюте. Между получением векселя и платежом всегда существовал разрыв во времени (например, шестьдесят дней в случае рейсов в Брюгге), и на это время одна из сторон предоставляла другой кредит. Если пользовавшийся хорошей репутацией венецианский купец имел своего посредника в Брюгге (например, они были членами одной семьи и входили в одну фирму) и если посреднику срочно требовались деньги, венецианский партнер выписывал вексель на имя своего партнера в Брюгге. Затем он обменивал вексель на наличные в Венеции и посылал его в Брюгге для взыскания. Когда вексель прибывал в Брюгге, тамошний партнер, чтобы получить деньги для расплаты, мог продать в Брюгге новый вексель, выписанный на Венецию. Когда этот новый вексель прибывал в Венецию, венецианскому партнеру приходилось платить гораздо больше того, чем он получил, продав первый вексель, но зато он имел право пользоваться деньгами, вырученными за первый вексель, в течение 120 дней.

Переводные векселя имели хождение во всей Западной Европе. Во всех крупных коммерческих центрах, таких как Генуя или Флоренция, появились и другие кредитные учреждения, различные по форме, но очень похожие по содержанию на венецианскую «местную коллеганцу». Например, знаменитые флорентийские банкиры принимали средства на депозит и дарили вкладчикам «подарки».

В Венеции банковское дело развивалось определенным способом, который мы отождествляем с названием «жиробанк». Основная функция венецианского банкира заключалась не в предоставлении займов, но в осуществлении платежей от имени своих клиентов. Даже если у купца в сундуке имелось немало монет, их опасно и неудобно было доставать и пересчитывать всякий раз, как он что-то покупал. Необходимо было убедиться, что все монеты настоящие и в хорошем состоянии. И купцам не хотелось проходить подобную процедуру всякий раз, как они что-то продавали. Купцы все чаще открывали кредит в книгах известного банкира. С помощью таких кредитов они платили за следующую покупку. Эти кредиты не передавались с помощью чеков, как в наши дни, но зависели от человека, который производил платеж; банкиры сидели под портиком церкви на Риальто, и перед ними лежали раскрытые книги. Плательщик устно поручал банкиру перечислить средства на счет тому или иному лицу. Банкир делал соответствующую пометку в книге, которая приравнивалась к официальной нотариальной записи, так что необходимости в расписках и квитанциях не было. Обычно таких банкиров было четверо или пятеро, они сидели в киосках на площади рядом с мостом Риальто. У всех крупных предпринимателей имелись счета, так что они могли вносить и получать платежи через банки. Их называли «банке ди скритта» или «дель жиро», потому что их главной функцией было перечислять средства с одного счета на другой, производить их ротацию (жираре) по поручению коммерсантов.