Испытания на этом не кончились. Встрепанный человек появился в дверном проходе диспетчерской и истошно заорал на него:

– Идиот! Кретин! Перегрузи немедленно штукер, сейчас взорвемся!

И с жутким топотом убежал.

Дон-Гауф не знал, что такое «штукер» и как его следует перегружать. Этого, собственно, не знал никто. Даже моторола. Тридэ, посланный им к Гауфу, придумал это слово на ходу. И штукер оказался последней каплей. Бывший диспетчер истошно проорал что-то приказное насчет его перезагрузки и начал как заведенный бегать по диспетчерской, круша все вокруг. К тому времени, когда к нему ворвались разъяренные доны и стали избивать, в комнате не осталось ни одной целой вещи, а «микрофон» растоптали чуть ли не в пыль.

Но донам, как они ни старались, тоже не удалось выключить ни сирену, ни странное объявление об «экстренной ситуации». Им было невдомек, что таких выключателей и таких тревог в природе не существует, что все это не более чем милые шутки моторолы, решившего немного пощекотать им нервы. Больше того, в поисках несуществующих выключателей они обыскали все технические помещения вокзала и попутно «включили» еще несколько тревог – о пожаре, радиационной опасности, нападении террористов и землетрясении. Каждая из них имела собственный тембр, поэтому на зал космовокзала обрушилась такая какофония оглушающих звуков, что многие доны на время оглохли.

Вообще, на космовокзале моторола позволял себе то, чего ни за что бы не сделал в Стопариже. В Стопариже был Дон. В Стопариже была масса людей, мало затронутых всеобщим психозом (который, кстати, по степени накала даже не приближался к тому, что творилось в здании космовокзала), – они могли понять его действия, они, в конце концов, могли обнаружить тридэ, сделать соответствующие выводы и предпринять соответствующие контрмеры.

На космовокзале ничего этого моторола не опасался. Здесь он свободно запустил в зал самых откровенных, в два счета распознаваемых тридэ; здесь он нарушал принципиально ненарушаемые инструкции; здесь он с необычайным легкомыслием создавал предельно невообразимые, предельно абсурдные случаи – любой вменяемый дон сразу бы заподозрил провокацию, сразу бы понял, кто за этим стоит. Однако вменяемых донов здесь уже не было.

Вот со звуками сирен моторола несколько перестарался – соединившись вместе, они перестали пугать и воспринимались теперь как жуткое музыкальное сопровождение происходящего, причем этот адский оркестр удивительным образом совпадал по настроению с тем, что творилось в душе у донов, попавших в западню вокзала.

Впрочем, может быть, «перестарался» – сильное слово. Может быть, это и не было ошибкой моторолы – потому что испугать донов больше, чем он уже испугал, было нельзя.

В толпе вовсю действовали тридэ. Теперь они не пугали, не раздражали, теперь они распускали слухи. Все уже точно знали, что покидать вокзал опасно, что обезумевшие террористы окружили его и расстреливают всякого, кто выйдет наружу. Знали также от дона, примчавшегося из Парижа‐100, что в городе еще хуже, что там расстреливают всех женщин и детей, предварительно изнасиловав; что сюда едет специальный человек со строгим указанием произвести то же самое и на вокзале; что команду палачей он будет набирать из присутствующих; что другой человек от другой религиозно-террористической группировки уже здесь и размещает по всем углам здания мощную взрывчатку; что террористы, окружившие вокзал, – его конкуренты и тоже получили приказ взорвать здание, так что они соревнуются сейчас, кто быстрей, но у них мало оружия и совсем нет взрывчатки, и поэтому как раз сейчас они пробираются к тщательно запрятанным вокзальным складам «экстренных ситуаций». У них вообще-то были проблемы с поисками складов и с паролями доступа, но теперь и то и другое они достали, но по невнимательности бумажку с картой и паролями не уничтожили, а просто бросили на пол, а один дон шел за ними и поднял. Вот, кстати, она – извините, вещественное доказательство, только из рук. Стало даже известно, как выглядят террористы, – они все лысые, чтобы можно было друг друга узнать, а некоторые для конспирации надели рыжие парики.

Так что, когда эмиссар Дона добрался до космовокзала, все входы туда были забаррикадированы, а самого эмиссара встретили ураганным огнем. То, что он в итоге остался полностью невредим, иначе как чудом не назовешь.

Впрочем, огонь по нему велся недолго, поскольку в рядах защитников вокзала очень скоро возникли непримиримые разногласия. Одни продолжали остервенело защищаться, другие выкинули белый флаг, закричали, что сдаются, прекращают бессмысленное сопротивление и готовы вступить в славные ряды палачей; третьи же не затруднили себя официальным вступлением в славные ряды, а проявили инициативу, развернув скварки на сто восемьдесят градусов и начав поливать огнем женщин, детей и вообще всех, кто попадет под луч.

У эмиссара оказалась хорошая реакция – он тут же связался по мемо с Доном, тот, пересилив себя, пошел в «исповедальню», где строжайше приказал мотороле вмешаться в ситуацию и немедленно прекратить побоище всеми доступными ему способами. Что моторола с удовольствием и исполнил, пустив в зал вокзала усыпляющий газ.

Оставалось уладить дело с объяснением изоляции Парижа‐100. К тому времени на его рейдовых орбитах ожидали разрешения на посадку уже четырнадцать вегиклов. Сведения об отключении всех связей с планетой и одновременном прекращении функционирования местного космопорта достигли Метрополии и стали достоянием всех информационных агентств. Париж‐100 – слишком незначительная провинциальная планета, так что новостью номер один эта информация не стала, однако соответствующие службы безопасности Ареала уже готовились к принятию предписанных мер.

Попутно выяснилось (раньше Дону это как-то и в голову не приходило), что эмиссар не имеет полномочий истолковывать происшедшие события, что вообще-то эти полномочия есть только у высокопоставленных чиновников магистрата и, разумеется, моторолы. Времени на то, чтобы разыскать и уговорить какого-нибудь такого чиновника, уже не оставалось, спасти положение мог только моторола.

Дон понял, что проиграл. Единственное, что ему оставалось, – это вызвать Космопол и сдаться. «Абстрактные» убийства ушли в прошлое, явились настоящие – с реальной кровью и реальными трупами. Он пока еще не очень понимал, что произошло на вокзале, но это случилось и могло случиться вновь. Можно не собирать донов для Тронной речи, можно больше не ломать себе голову над тем, как строить безмоторольное человеческое сообщество. Пора звать на помощь и отправляться в Пэн – Кублах со своей погоней может не торопиться.

Он сидел за рабочим столом в одном из кабинетов магистрата – судя по убранству, каком-то главном. Попал он сюда в поисках «исповедальни», здесь ее нашел и отсюда больше не выходил – потрясенный трагедией космопорта, он боялся посмотреть в глаза другим донам.