class="p1">Теории Гальтона получили большое признание во всем мире, особенно в Новом Свете. И хотя позднее евгеника приобрела мрачные коннотации, многие из первых ее приверженцев были прогрессивными американцами, которые действительно считали, что эту науку можно использовать, чтобы сформировать социальную политику и создать лучшее общество для всех. «Мы можем разумно формировать и направлять эволюцию, в которой сами же участвуем», – писал прогрессивный теолог Вальтер Раушенбуш. «Бог, – утверждал Ричард Эли, профессор экономики в Университете Джонса Хопкинса, – действует через государство». Многие прогрессивные деятели в Америке восприняли евгенику как способ сделать общество лучше, не допуская рождения тех, кого считали непригодными и неполноценными. «Мы уже знаем о евгенике достаточно. И если применить эти знания, неполноценные классы могли бы исчезнуть в течение десятилетия», – утверждал президент Висконсинского университета Чарльз Ван Хайс[294].

«Наука» евгеники в США переплелась с пугающими идеями о расе. Выступая на II Международном конгрессе евгеники в 1923 году, Генри Осборн, президент Американского музея естественной истории в Нью-Йорке, утверждал, что ученые должны:

«…путем наблюдений и экспериментов установить, для чего наиболее пригодна каждая раса… Если негр не преуспеет в правительстве, то он может стать отличным земледельцем или прекрасным механиком… На мой взгляд, право государства охранять характер и целостность расы или рас, от которых зависит его будущее, столь же неоспоримо, как право государства охранять здоровье и нравственность своих народов. Поскольку наука просвещает правительство в вопросах предотвращения распространения и искоренения болезней, она также должна просвещать правительство в вопросах предотвращения распространения и преумножения бесполезных членов общества, распространения слабоумия, идиотизма, а также всех моральных, интеллектуальных и физических отклонений»[295].

Крупные исследовательские институты, среди которых были Колд-Спринг-Харбор, финансируемый Фондом Рокфеллера, Институт Карнеги в Вашингтоне и Фонд улучшения расы Келлогга, предоставили для прогрессивного движения евгеники, которое набирало популярность по мере распространения генетического детерминизма в стране, научно-теоретическую базу. Американская ассоциация содействия развитию науки единогласно поддержала движение в своей передовой статье в Science[296]. В свое время Мендель показал, что существуют гены, отвечающие за определенные признаки. Теперь, по мнению ученых, обнаружение генов, отвечающих за все важнейшие признаки человека, было вопросом времени. Подобные идеи быстро перекочевали в государственную политику.

В 1907 году Индиана стала первым американским штатом, который принял закон о евгенике – об обязательной стерилизации определенной категории лиц, находящихся под опекой государства. Вскоре после этого соответствующие законы приняли 30 разных штатов и Пуэрто-Рико. В первой половине XX века были принудительно стерилизованы около 60 000 американцев (в основном пациенты психиатрических лечебниц и преступники). Примерно треть всех пуэрториканских женщин была стерилизована после получения только намека на согласие[297]. Эти законы не являлись бесспорными, и многие из них были оспорены в суде. Однако Верховный суд США в своем печально известном решении Бак против Белла 1927 года постановил, что законы евгеники являются конституционными. «Трех поколений слабоумных достаточно», – грубо написал в своем решении прогрессивный судья Верховного суда Оливер Венделл Холмс[298].

По мере популяризации евгеники в США за ней пристально следила группа европейцев. Нацизм во многих отношениях стал извращенным преемником дарвинизма. Немецкие ученые и врачи сразу же оценили теории Гальтона о евгенике. В 1905 году в Берлине было основано Общество расовой гигиены с явной целью пропаганды «чистоты» нордической расы за счет стерилизации и селективного размножения. Вскоре ведущий немецкий евгенист Отмар Фрайхерр фон Вершуер открыл во Франкфурте Институт наследственной биологии и расовой гигиены.

Евгенические теории и попытки США их реализовать с помощью государственных программ пришлись по душе Адольфу Гитлеру, о чем свидетельствует его зловещий манифест 1925 года «Майн Кампф», написанный в тюрьме Ландсберг.

«Более сильный должен властвовать над более слабым, а вовсе не спариваться с ним, – писал он, – Только прирожденный слабак может воспринимать это как что-то ужасное, но потому-то он и является слабым и ограниченным человеком; ибо если бы не царил этот закон, то было бы ведь немыслимым любое представимое развитие всех органических живых существ к более высокой ступени… Поскольку низшие всегда превосходят численностью высших, первые всегда будут расти быстрее, если они обладают теми же способностями к выживанию и размножению себе подобных; и конечным следствием будет то, что лучшее по качеству будет вынуждено отойти на второй план. Следовательно, должны быть предприняты корректирующие меры во благо лучшего качества… и здесь начинается новый и строгий отбор – по силе и здоровью»[299].

Одним из первых законов, принятых нацистами после прихода к власти в 1933 году, был Закон о предотвращении рождения потомства с наследственными заболеваниями. Текст этого закона был частично основан на калифорнийском законе о евгенической стерилизации. На территории нацистской Германии создавались суды по наследственному здоровью населения, в которых два врача совместно с юристом рассматривали каждое дело о необходимой стерилизации.

За последующие четыре года нацисты насильственно стерилизовали порядка 400 000 немцев. Но чтобы нацисты смогли реализовать свои евгенистические амбиции, одной стерилизации людей с ограниченными возможностями было недостаточно. В 1939 году нацисты приступили к секретной операции по умерщвлению недееспособных младенцев и детей до трех лет. Довольно скоро эту программу расширили, включив детей старшего возраста, а затем и взрослых с ограниченными возможностями, жизнь которых называлась lebensunwertes leben, что означало жизнь, недостойная быть прожитой.

Объявив, что концепция этих мероприятий основана на узаконенной с точки зрения науки и медицины евгенике, медицинские специалисты следили за истреблением постоянно растущей группы неугодных людей в «газовых камерах» по всей стране. Затем от эвтаназии инвалидов и людей с психическими расстройствами перешли к убийству преступников, гомосексуалистов и тех, кого считали низшей расой (евреев и цыган). Не случайно Йозеф Менгеле, врач, решавший, кого отправлять в газовые камеры Освенцима, в свое время был лучшим учеником фон Вершуэра во Франкфуртском институте наследственной биологии и расовой гигиены.

К середине 1930-х годов американское научное сообщество начало отходить от евгеники. В 1935 году Институт Карнеги пришел к выводу, что евгеника не является наукой, и прекратил финансирование бюро евгенических записей в Колд-Спринг-Харбор. Сообщения о зверствах нацистов, озвученные на Нюрнбергских процессах 1945–1946 годов, окончательно похоронили евгеническое движение на Западе. Несмотря на то, что законы евгеники были полностью исключены из учебников только в 1960-х (в США) и 1970-х годах (в Канаде и Швеции), после войны принудительной стерилизации были подвергнуты лишь несколько людей.

Не так давно новые технологии начали радикально менять процесс воспроизводства человека, создавая новые инструменты для оценки, отбора или генетической инженерии предымплантированных эмбрионов. И многие критики вновь вспомнили о евгенике. В своем президентском обращении к Американскому колледжу медицинской генетики в 2003 году, а затем и в опубликованной статье в Калифорнийском университете в Сан-Франциско педиатр Чарльз Эпштейн провокационно спросил: «Является ли современная генетика новой евгеникой?» На что сам же и ответил, что у генетики