ответа не найдется, справедливо задаться вопросом: если запретить первым «пользователям» биотехнологий генетически улучшать детей, станет ли это равнозначным тому, как если бы ранних поклонников смартфонов и суперкомпьютеров лишили возможности получать все преимущества этих технологий?

Многие люди действительно боятся антиутопии в форме генетического детерминизма. Тем не менее все доводы в пользу генетической идентификации не следует сразу отвергать. Моцарт вырос при дворе Габсбургов… но сколько таких Моцартов сегодня чахнут в лагерях сирийских беженцев? Будет ли нам всегда казаться неправильным, если при поступлении на музыкальный факультет станут выяснять генетическую предрасположенность молодых кандидатов к абсолютному слуху[315]? Будем ли мы выступать против генетического скрининга самых неблагополучных сообществ мира, если его будут проводить, чтобы выявлять детей с огромным генетическим потенциалом и давать им возможность реализовать этот потенциал?.. А если скрининг будет охватывать всех детей, а на его основании станут подбирать стили преподавания, которые лучше всего соответствуют их способностям?

Никто не хочет жить в обществе, в котором за каждым ребенком с рождения закрепляется определенная роль, не позволяющая ему находить свои увлечения и демонстрировать свои достижения. Поэтому мы должны сделать все, чтобы предоставить всем равные возможности. А дополнительные возможности для людей с выдающимся генетическим потенциалом в той или иной области со временем можно начать рассматривать как услугу для малообеспеченных сообществ, благое дело для национальной конкурентоспособности, а также хороший и правильный поступок. Вполне возможно, в ближайшие десятилетия или столетия некоторые из нас захотят завести детей с улучшенными способностями и качествами.

Даже если подобные улучшения не будут распределяться равномерно, не составит труда доказать, что небольшое количество улучшенных людей, замотивированных положительными ценностями, смогут внести огромный вклад в такие сферы, как наука, философия, искусство или политика, и сделать наш мир лучше для всех.

По мере того, как мы вместе с технологиями развиваемся, возможно, нам потребуется создать группу гениальных программистов, способных расширить роль человека в человеко-машинном интерфейсе. Быть может, наши творческие способности и такие качества, как сострадание, станут настолько ценными в мире искусственного интеллекта, что мы начнем соперничать друг с другом за право генетически создавать более сострадательных и творчески одаренных детей. Как бы пугающе это ни звучало, но ограничение возможностей по генетическому улучшению, позволяющему человеку сохранить свое место в мире искусственного суперинтеллекта, может быть равносильным ограничению скорости лошади и экипажа на заре автомобильной эры.

То, что мы признаем целесообразность выявления генетических предрасположенностей к отдельным функциям, не означает, будто мы должны пассивно принять будущее, в котором субъективные способности определяются генетикой, а разрыв между генетически улучшенными и «естественными» людьми постоянно растет.

* * *

После каждой моей лекции о будущем генной инженерии человека кто-то обязательно спрашивает о потенциальных опасностях генетически модифицированного неравенства. Мой ответ всегда неизменен. Генетическое неравенство должно стать серьезной проблемой в нашем будущем. Но если нас беспокоит вопрос неравенства в какой-то отдаленной точке в будущем, то необходимо жить в соответствии с принципами равенства уже сегодня. И для начала неплохо подчеркнуть различия между среднестатистическим читателем этой книги и среднестатистическим жителем Центральноафриканской Республики.

Из-за непрекращающейся гражданской войны 76 % населения Центральноафриканской Республики живет в нищете, четверть популяции была вынуждена покинуть свой дом, половина страдает от нехватки продовольствия, а у 40 % детей младшего возраста наблюдается задержка роста. Широко распространенное недоедание у матерей во время беременности позволяет предположить, что в среднем когнитивные функции этих детей будут значительно ниже, чем у среднестатистических детей, рожденных в более благоприятных условиях[316]. Получается, что по сравнению с детьми из Центральноафриканской Республики дети из благополучных семей в других странах уже являются генетически улучшенными. Поэтому если для нас действительно важно равенство, в том числе генетическое, то отстаивание этой идеологии в нашем современном и разобщенном мире позволит заложить фундамент нужных ценностей для будущего, в котором генетически обусловленное неравенство может стать новой реальностью.

Однако, стремясь жить в соответствии с этими ценностями, важно помнить: определенное генетическое неравенство является частью человеческого бытия и служит главным фактором биоразнообразия. Самый страшный кошмар для нашего вида сводится не к генетическому неравенству, а к 100 %-ному генетическому равенству. С другой стороны, разгул генетического неравенства внутри популяций привел бы к аналогичным последствиям. Золотой серединой в данном вопросе станет баланс между чрезмерным и недостаточным равенством. Но представители столь высокомерного вида, как наш, должны, по крайней мере, присмотреться к возможным решениям проблемы.

Представляя идею Übermensch, или сверхчеловека, немецкий философ Фридрих Ницше рассуждал о том, какими могут быть последствия, если люди появились не в результате божественного создания, как это трактуется в Библии, а стали неким продуктом бесконечного процесса развития, при котором наша текущая форма является одним из рубежей на пути эволюции. И этот рубеж, то есть переходную версию нас самих, согласно Ницше, необходимо превзойти. «Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя, – говорит он, – а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к состоянию зверя, чем превзойти человека?»[317]

Джулиан Хаксли, зоолог и глава Британского общества евгеники (а также родной брат Олдоса Хаксли, автора книги «О дивный новый мир»), был откровенным евгеником задолго до начала Второй мировой войны. Он поддерживал добровольную стерилизацию «умственно неполноценных» людей и ограничения на иммиграцию в Соединенное Королевство. Даже после того, как в самое сердце евгенического движения вбил гвоздь нацизм, Хаксли не оставлял многолетних попыток создать современную версию евгеники, основанную на принципах научного гуманизма[318]. В 1957 году, то есть в том же году, когда Советский Союз запустил «Спутник» и возвестил о начале новой эры «большой науки», Хаксли написал в своем эссе «Трансгуманизм»:

«Человек как вид может превзойти себя – не просто спорадически, один индивид каким-то образом здесь, другой – другим и там, но именно как человечество в целом. Если нужно назвать новую цель, то, может быть, подойдет “трансгуманизм”: человек останется человеком, но возвысится над собой, реализуя новые возможности своей природы ради самой этой природы… человеческий вид окажется на пороге нового образа жизни, столь же отличного от нашего, как наш – от образа жизни синантропа. Человек наконец станет сознательно исполнять свое истинное назначение»[319].

В последующие годы трансгуманизм из интеллектуально однородной группы мыслителей и технологов превратился в глобальное движение со своей собственной международной ассоциацией, манифестом и даже кандидатами на политические посты. В соответствии с Декларацией трансгуманистов 1998 года, трансгуманисты, к ярким представителям которых относятся такие блестящие мыслители, как Ханс Моравек, Рэй Курцвейл и Ник Бостром, «считают, что потенциал, заложенный в человечестве,