сотня демонстрантов остановились перед Мавзолеем и начала скандировать: «Долой социализм!», «Коммунисты, вы банкроты!», «Долой фашистскую красную империю!», «Свободу Литве!», «Долой Политбюро!», «Долой Горбачева!», «В отставку! В отставку! В отставку!» Большинство в толпе были русскими. Телетрансляция события на всю страну была остановлена, но камеры успели показать крупным планом Крючкова и Язова на Мавзолее, с каменным выражением лица, смотрящих поверх протестующей толпы. Столпотворение перед Мавзолеем длилось двадцать пять минут – целую вечность! В августе 1968 года, когда восемь диссидентов вышли на Красную площадь в знак протеста против советского вторжения в Чехословакию, их мгновенно избили и арестовали сотрудники КГБ. На этот раз шеренги гебистов на площади остались неподвижными – у них не было инструкций, как действовать. Наконец Горбачев развернулся и покинул трибуну, за ним последовали другие советские руководители. Толпа провожала их криками: «Позор!»[332] В кремлевских коридорах Лигачев подошел к Горбачеву с багровым лицом: «Смотрите, до какого плачевного состояния довели страну!»[333]

Горбачев пренебрежительно назвал протестующих «хулиганами» и «мурлом», раскритиковав Попова за идею включить их в празднества. В то же время он чувствовал себя униженным и оскорбленным. На глазах у всей страны растоптали его авторитет. Под ним разверзалась яма – на одном краю стояли все более радикальные оппозиционеры «Демократической России», которые разжигали политическую анархию, а на другом – разъяренные консерваторы в КПСС и органах госбезопасности. Последние грозили устроить ему разнос на предстоящем съезде партии, до которого оставалось всего три месяца. Выход Литвы из Союза и включение Восточной Германии в НАТО могли стоить Горбачеву лидерства в партии.

3 мая Политбюро обсуждало новую переговорную позицию по объединению Германии. В проекте, отредактированном Черняевым и подписанном Шеварднадзе, Крючковым, Язовым и Яковлевым, предлагалось, что единая Германия остается в НАТО в обмен на уступки и гарантии Запада. Однако Горбачев неожиданно отверг проект, разразившись патриотической филиппикой. Если Запад продолжит настаивать на том, что Германия останется в НАТО, заявил он, мы выйдем из переговоров о сокращении обычных вооружений в Европе и из переговоров с США о сокращении стратегических наступательных вооружений. После этого все возражающие умолкли, а Лигачев сидел довольный[334]. Черняев умолял шефа пересмотреть решение. Верный помощник Горбачева не понимал, зачем тому понадобилась эта игра на публику: «Реальная наша безопасность определяется на советско-американских переговорах… СССР сейчас, как никогда, заинтересован в поддержке перестройки со стороны Запада»[335].

Черняев попал в точку. Горбачеву требовались реальные доказательства того, что СССР и Запад начнут сближаться на пути к новому миропорядку, одним из главных архитекторов которого будет Горбачев. Советский лидер осознавал, что его позиции слабеют с каждым днем. Он по-прежнему держал в руках ключ к урегулированию германского вопроса, но денежные потоки Запада контролировались в Бонне и Вашингтоне[336]. В этот момент канцлер Коль совершил очередной разумный ход – предложил Горбачеву деньги, чтобы выручить его. В середине мая он отправил в Москву своего личного помощника Хорста Тельчика с двумя руководителями «Дойче Банка». Горбачев сказал им, что Советскому Союзу нужен «кислород» – долгосрочные кредиты минимум на 15–20 миллиардов рублей для выживания в период перехода к рыночной экономике. Спустя несколько дней он назвал ту же сумму в беседе с Джеймсом Бейкером. Так Горбачев впервые дал понять, что рассчитывает на денежные займы Запада[337].

16 мая 1990 года в Москве открылся Съезд народных депутатов РСФСР, который продолжался семь долгих недель. Всех депутатов избрали прямым голосованием, и в целом выборная кампания проходила на удивление свободно, без административного давления и фальсификаций. На одно место баллотировалось, как правило, несколько кандидатов. Большинство избранных народных депутатов принадлежали к провинциальной российской бюрократии и интеллигенции из крупных городов. Порядка 87 процентов были членами КПСС. В отличие от Союзного съезда, избранного в 1989 году, рабочих и крестьян из колхозов было мало. Костяк составляли партийные и государственные чиновники из русской провинции. Заметной группой были сотрудники КГБ и милиции, которые шли на выборы с обещаниями «железной рукой» одолеть растущую преступность и экономическую нестабильность[338]. На либеральном фланге находилось движение «Демократическая Россия», которое получило пятую часть мест. Среди его электората преобладали представители культурных и образовательных учреждений Москвы, Ленинграда, промышленных центров Поволжья и Урала, а также «закрытых городов» с оборонным производством[339]. Многие московские «демократы первой волны» из Верховного Совета СССР баллотировались в депутаты российского законодательного собрания и победили. Их оптимизм взмыл до небес. За исключением телевизионного начальства и цензоров, журналисты и работники СМИ были целиком на их стороне. Число независимых газет и регулярных политических изданий в Москве, Ленинграде и других городах РФ выросло с 245 в 1988 году до 920 в 1989-м, а в 1990-м достигло 1642[340]. Их тиражи били рекорды. Вот как описал эйфорическое настроение демократов Виктор Шейнис, сотрудник ИМЭМО, ведущий политолог и автор предвыборной платформы «Демократической России»: «Общество выходило из состояния анабиоза и навязывало правящей бюрократии свои правила игры». Для московских либералов было очевидно, что центр политики отныне должен переместиться от союзного законодательного собрания к российскому. Выступая на международном симпозиуме сразу после выборов, Шейнис заявил, что конец унитарного государства «неизбежен». Он даже предположил, «что скоро союзным органам нечем будет управлять»[341].

В окружении Горбачева итоги российских выборов вызвали лишь мрачный фатализм. Оставался вопрос: кто способен победить Ельцина в борьбе за лидерство в российском парламенте? Горбачев тянул и советовался, кого выдвигать от партии. В последний момент Политбюро определило кандидатом Александра Власова, чиновника без политических амбиций, который возглавлял Верховный Совет РСФСР до выборов[342]. Один из свидетелей событий вспоминал, что Горбачев и Лукьянов сидели на виду у всего Российского съезда «как две совы» и сговаривались. Позиции Власова, однако, слабели под шквалом вопросов и критики депутатов от «Демократической России». Тем не менее борьба за лидерство оказалась тяжелой и затяжной – Ельцин не мог получить большинства голосов на съезде. Даже на либеральном фланге некоторые интеллектуалы питали к нему недоверие, считая амбициозным и авторитарным популистом. Ортодоксы поддерживали Ивана Полозкова, партийного руководителя одного из южных регионов России и ведущего сторонника создания «Российской коммунистической партии» в рамках КПСС. Горбачев согласился, и Власов взял самоотвод. Полозков и Ельцин сравнялись, но никто не смог набрать большинства. Тогда Горбачев попросил Власова снова выдвинуть свою кандидатуру. Кроме того, он выступил на съезде и раскритиковал Ельцина как непоследовательного и ненадежного человека, с которым никогда не сможет работать. Речь вызвала обратный эффект. Некоторые консерваторы, не переносившие на дух советского лидера, стали голосовать за Ельцина. Сразу после своего злополучного вмешательства Горбачев покинул Москву – улетел в