изгоняют из этих стран «без боя», заявил он. «Это была репетиция динозавров, разминка неандертальцев перед [партийным] съездом», – с ужасом записал у себя в дневнике либеральный помощник Шеварднадзе Теймураз Степанов. Российские коммунисты избрали главой своей партии Ивана Полозкова из Краснодарского края – его главным достоинством было то, что он был типичным карьерным аппаратчиком, отвергавшим прозападный курс Горбачева и его союз с либеральной интеллигенцией. Затем состоялся Пленум партии, на котором прозвучали еще более оскорбительные нападки на политику Горбачева и угрозы сместить его с поста генерального секретаря[362].

В этот ответственный момент Верховный Совет Литвы поддался давлению Запада. 29 июня он приостановил действие декларации о независимости. После западных деклараций это был для Горбачева еще один луч света в сгущавшемся мраке. Президент СССР немедленно снял с республики экономические санкции.

Двадцать восьмой съезд КПСС, состоявшийся 2–13 июля, был самым необычным партийным собранием в истории партии после смерти Ленина. Накануне съезда Горбачев собрал членов Политбюро на неформальный ужин и попросил их подать заявления об уходе. Он пояснил, что если он сохранит пост генсека после съезда, то хотел бы иметь полную свободу действий и выбрать новое Политбюро. Все, включая непокорного Лигачева, подчинились[363]. На съезде разгневанные и растерянные функционеры вели себя как армия, преданная своим командованием. Один за другим члены Политбюро представали перед враждебно настроенной аудиторией, чтобы отчитаться о своей деятельности. Рыжкову пришлось выдержать 500 вопросов по экономике, а Шеварднадзе задали пятьдесят вопросов о внешней политике. Его помощник Степанов был на грани нервного срыва. «До перехода к погрому – лишь шаг…» – делился он переживаниями с дневником. В его глазах большинство делегатов «сбилось в стаю, готовую разорвать в клочья каждого, кто против». К счастью для Горбачева, Шеварднадзе и других архитекторов перестройки, «стая» оказалась без вожака. У собравшихся не было ни общей идеологии, ни решительного руководства. Обычная тактика выпускания пара, которую практиковал Горбачев, сработала и на этот раз. Делегаты никого не освистали и не прогнали с трибуны за «предательство». Яковлев даже сорвал аплодисменты своей искусной риторикой. Во время выборов нового состава ЦК делегаты голосовали против всех членов, начиная с буквы «А» и далее по алфавиту. Достигнув конца списка, где находились Шеварднадзе и Яковлев, разгневанная публика внезапно утихла – люди устали снова и снова нажимать одну и ту же красную кнопку. В итоге Горбачев с помощью процедурных уловок сумел сохранить большинство бывших членов Политбюро в новом ЦК[364].

В решающий момент Шеварднадзе передал Горбачеву предварительный экземпляр декларации НАТО о сотрудничестве с СССР, предоставленный американскими партнерами. Это было хорошим доводом для обличения советских консерваторов. В результате Горбачева переизбрали на пост генерального секретаря КПСС, хотя против него голосовала почти четверть делегатов. Шеварднадзе, Черняев и другие представители либерально настроенного меньшинства были потрясены новой политической победой Горбачева. Лигачев, о котором московская интеллигенция шепталась как о возможной замене Горбачева на посту лидера партии, получил на съезде лишь незначительную поддержку. Его авторитет был сильно подорван нападками Гдляна, Иванова и других борцов с коррупцией. Кроме того, многие партийные чиновники уже давно невзлюбили Лигачева за его административную жесткость и бесконечные чистки аппарата. После такого политического провала он выбыл из правящей верхушки навсегда[365].

Праздник Горбачеву снова испортил Борис Ельцин. Уральский бунтарь внезапно выступил с заранее подготовленным заявлением – он решил выйти из партии, чтобы возглавить возрождение России. Затем под свист и шиканье аудитории Ельцин медленно, но решительно сошел с трибуны и направился к выходу. Для миллионов людей, которые смотрели трансляцию по телевидению, это стало самой сенсационной и памятной новостью. После такого шоу Ельцин превратился в самостоятельного национального лидера. По опросам общественного мнения его популярность в стране резко пошла вверх[366].

14 июля, на следующий день после окончания съезда партии, Горбачев встретился с генеральным секретарем НАТО Манфредом Вернером. Тот предложил сотрудничество между западным альянсом и Советским Союзом. Встреча подготовила почву для секретных переговоров Горбачева с Колем на следующий день в Москве. Президент СССР согласился на членство объединенной Германии в НАТО и вывод советских войск в обмен на «компенсацию» и принятие советских требований безопасности. Последние практически совпадали с условиями, предложенными ему Бейкером, Колем и Геншером еще в мае. Черняев, который помогал готовить встречу и был единственным официальным лицом, осведомленным о переговорах, предупредил Горбачева, что сделку нужно заключать на месте. Волнения были напрасны – воодушевленный и благодарный Коль принял все условия. Канцлер лишь попросил Горбачева сохранить в тайне от немецкой общественности финансовую помощь советским войскам[367].

Впервые со времен Сталина глава СССР действовал единолично, не консультируясь ни с кем. Шеварднадзе не позвали на переговоры, и он узнал о них лишь после их окончания. 16 июля Горбачев пригласил Коля посетить Ставрополье, Северо-Кавказский курорт Архыз. Здесь много лет назад Горбачев общался с Юрием Андроповым. Теперь кремлевский лидер рассчитывал, что его новый могущественный западный друг и спонсор поможет вытянуть слабеющий Советский Союз «в Европу». После прогулок и бесед с глазу на глаз к двум политикам присоединились Шеварднадзе, германский министр иностранных дел Геншер и эксперты обеих стран. Они торговались по поводу деталей «большой сделки». Горбачев хотел продлить срок пребывания советских войск в Восточной Германии, но в конце концов согласился на их вывод к 1994 году. Блиц-дипломатия лидера СССР не помогла улучшить условия итоговой сделки, но впечатлила тех в окружении Горбачева, кто критиковал его за уступки[368].

В первой половине 1990 года Горбачев продолжил передачу полномочий республиканским элитам. Но в итоге вместо благодарности и сотрудничества он получил в Москве два центра агрессивной российской оппозиции. Во главе одной был Ельцин в Верховном Совете РСФСР, другой была Российская коммунистическая партия. Политические силы России поляризовались: на одной стороне были российская либеральная интеллигенция, популизм и сепаратизм; на другой – консервативный шовинизм, непримиримый к либеральным и западным идеям. Как следствие, авторитет Горбачева резко упал, а его политическая опора потеряла устойчивость. Единственной сильной позицией Горбачева помимо его президентских полномочий был статус уникального политика мирового уровня. С помощью западных партнеров Горбачев не потерял, и даже упрочил свой международный авторитет – он стал «отцом-основателем» объединенной Германии и нового европейского порядка. При поддержке партнеров на Западе, прежде всего Буша и Коля, советский лидер надеялся восстановить авторитет у себя на родине. Но Горбачеву не хватало важнейшего инструмента для успеха – советская экономика продолжала рушиться. Нужна была стратегия, как справиться с этим кризисом, – причем такая, за которой бы пошла страна.