И она не могла оставить его одного. Не могла!

Одри схватила трубку. Маленькую, игрушечную, но Одри необратила на это никакого внимания.

— Не смей его мучить! — прокричала она. — Не смей егомучить, чудовище! Если ты должен кого-то мучить, возьмись…

— Тетя Одри! — Это, несомненно, был голос Сета, но онизменился. Ни заикания, ни поиска нужного слова, ни глотания звуков. Однакоголос был испуганный, на грани паники. — Тетя Одри слушай меня!

— Я слушаю! Говори!

— Возвращайся назад! Сейчас ты можешь уйти из дома! Можешьубежать! Тэк в лесу.., но космофургоны скоро появятся вновь! Ты должна убежатьдо их приезда!

— А как же ты?

— Со мной ничего не случится, — ответил телефон-голос, иОдри показалось, что она уловила в нем фальшь. Во всяком случае, неуверенность.— Ты должна добраться до остальных. Но прежде чем ты уйдешь…

Она внимательно выслушала все, что от нее хотел Сет, и струдом подавила желание рассмеяться: как же она не подумала об этом раньше? Этоже так просто! Но…

— А ты сможешь спрятаться от Тэка? — спросила она.

— Да. Но тебе надо спешить!

— Что нам делать? Даже если я доберусь до остальных, что мыможем…

— Сейчас объяснять нет времени. Ты должна довериться мне,тетя Одри! Возвращайся сейчас же и верь мне! Возвращайся! ВОЗВРАЩАЙСЯ!

Последнее слово он прокричал так громко, что Одри оторвалатрубку от уха и отступила назад. При этом она потеряла ориентацию, упала иударилась головой об пол. Ковер ослабил удар, но из глаз все равно посыпалисьискры. Одри села, вдыхая запах гамбургеров и затхлости, какой бывает в доме,больше года не знавшем настоящей уборки. Она посмотрела на кресло, с которогосвалилась, потом на телефонную трубку, зажатую в руке. Должно быть, трубку онасдернула с телефонного аппарата на столе в тот самый момент, когда хваталателефон Тэка во сне.

Только это был не сон, не галлюцинация.

Одри поднесла трубку к уху (черную, обычного размера),послушала. Разумеется, никаких гудков. Электричество в доме было, вединственном доме из всего квартала, иначе Тэк не смог бы смотреть телевизор,но с телефоном он разобрался.

Одри посмотрела на арку, ведущую в “берлогу”, зная, что онатам увидит: Сет в трансе. Так отсутствует. Услышала крики, выстрел на другойстороне улицы, окончательно поняла, что сейчас Тэк занят своими делами и она,возможно, сумеет удрать, только медлить с этим нельзя. Но если она доберется доостальных, если расскажет все, что знает, если они ей поверят, что они сделают,чтобы вырваться из этого капкана? Что они должны сделать с Сетом, чтобыизбавиться от Тэка?

Сет велел мне уходить, подумала Одри. Лучше мне емудовериться. Но сначала…

Сначала надо сделать то, о чем он просил. Сущий пустячок..,но многое может измениться. Возможно, изменится все, если ей повезет. Одрипоспешила на кухню, игнорируя крики и голоса на другой стороне улицы. Онаприняла решение и теперь очень спешила выполнить порученное до того, как Тэквновь обратит на нее свое внимание.

До того, как пошлет сюда полковника Генри и его друзей.

4

Если что-то идет наперекосяк, то происходит это с пугающейвнезапностью. Потом Джонни снова и снова спрашивал себя, какова его доля вины втом, что случилось, но так и не смог прийти к однозначному ответу. Конечно,внимание его рассеивалось, но произошло это до того, как грянул гром.

Он шел следом за близнецами Ридами, пробирающимися к тропе,и думал о своем, потому что мальчики продвигались очень уж медленно, стараясьне задевать листьев и не наступать на сучья. Никто из троицы не подозревал, чтов лесополосе они не одни. Когда Джонни и близнецы вошли в нее. Колли и Стив ужедостигли тропы и направились к развилке.

Мыслями Джонни вернулся к тому давнему появлению БиллаХарриса на Тополиной улице, которое произошло в 1990 году. Билл поначалуудивлялся переезду Джонни в такую глушь, а потом, видя, что тот поселился тамосознанно, спросил о причинах. И Джонни Маринвилл, который теперь писалисключительно о приключениях кота-детектива, ответил: “Причина в том, что я ещене хочу умирать, а это означает, что пора становиться своим персональнымредактором. Или, если угодно, создать второй вариант Джонни Маринвилла. И ямогу это сделать. Во-первых, есть желание, что важно, во-вторых, средства, чтонеобходимо. Ты можешь сказать, будто это всего лишь вторая версия ужесделанного мною. Я переписываю свою жизнь. Леплю ее заново”.

А ведь это Терри, первая жена Джонни, подкинула ему этуидею, подсказала, что может стать его последним шансом, хотя Биллу он об этомне сказал. Билл даже не знал, что через пятнадцать лет общения исключительночерез адвокатов Джонни и Тереза Маринвилл наладили личный контакт, иногдапосылали друг другу письма, но большей частью разговаривали по телефону.Частота их общения возросла с 1988 года, когда Джонни окончательно завязал свыпивкой и наркотиками, во всяком случае, он надеялся, что окончательно. Однакодушевного покоя Джонни так и не обрел, что-то ему мешало, давило на него, ивесной 1989 года он говорил бывшей жене, которую однажды чуть не проткнулстоловым ножом, что его трезвая жизнь лишена смысла. У него нет даже замысланового романа. Огонь потух, и по утрам он просыпается не только без похмелья,но и без желания сесть за стол и загнать на бумагу те мысли, что роятся у негов голове. С этим, похоже, покончено. И он готов смириться со своей участью. Недавало покоя другое. Старая жизнь, частью которой были его романы, что-тонашептывала ему из углов и из старенькой пишущей машинки, когда Джонни еевключал. “Я та, кем ты был. — тихонько жужжала машинка. — и кем всегда будешь.Я даже не образ и не твое второе “я”, а генный код, сидящий в тебе с самогорождения. Убеги хоть на край света и сними номер в последнем отеле в концесамого дальнего коридора, но я буду ждать тебя на столе, когда ты откроешьдверь, я буду жужжать, как всегда жужжала по утрам, когда ты поднимался послетяжелого похмелья, около твоих записей будет стоять банка пива, а в верхнемящике комода будет лежать понюшка кокаина. Потому что и в конце ты долженоставаться самим собой”.

— Ты должен написать детскую книжку, — ворвалась в егомонолог Терри.

— Какую детскую книжку? Я никогда…

— Разве ты не помнишь Пэта, детектива Китти-Кэта?

Джонни потребовалась минута, но он вспомнил.

— Терри, эту маленькую историю я сочинил для твоегопаршивца-племянника, потому что подумал, что у твоей сестры случится нервныйсрыв, если он не угомо…

— Однако она тебе понравилась, раз ты не поленился ее записать?