— Я не помню, — ответил Джонни, хотя, конечно, помнил.

— Ты знаешь, что записал, и где-то она у тебя лежит, так какты никогда ничего не выбрасываешь. Я знаю, что ты ее где-нибудь хранишь. Вкакой-нибудь потайной коробочке, возможно, с блеснами для рыбалки.

— Потому что это хорошие блесны, и я не хочу, чтобы ихукрали, — механически ответил Джонни, думая о том, где же может быть этамаленькая, на восемь или девять машинописных страниц, история. В “БиблиотекеМаринвилла” в Фордхэмском университете? Возможно. В доме в Коннектикуте,который когда-то он делил с Терри, где теперь жила Терри и откуда, собственно,она с ним и разговаривала? Тоже возможно. В данный момент его отделяло от этогодома всего десять миль.

— Ты должен найти эту историю, — гнула свое Терри. —История-то получилась. Ты написал ее в то время, когда даже не знал, сколько втебе было хорошего. — Пауза. — Ты слушаешь?

— Да.

— Я всегда знаю, когда говорю то, что тебе не нравится.Только тогда ты и замолкаешь. Надуваешься.

— Я не надуваюсь.

— Надуваешься, надуваешься. — А потом Терри произнесла самуюважную фразу. Напоминание о той глупой истории, которую Джонни написал для ееотвратительного племяша, воплотилось в двадцати миллионах долларов, которыепринесли ему тысячи и тысячи книг о приключениях Пэта, но эта фраза значилакуда больше, чем баксы или книги. Как тогда, так и теперь. Вроде бы говорилаТерри вполне буднично, но слова эти поразили Джонни в самое сердце, словнопредсказание дельфийской пророчицы.

— Тебе надо вернуться назад, — произнесла женщина, когда-тоТерри Маринвилл, а теперь Терри Олви.

— Что? — переспросил Джонни, вновь обретя дар речи. Он нехотел, чтобы Терри поняла, как потрясли его эти четыре слова. Не хотел, чтобыона знала, какую сохранила над ним власть, несмотря на прошедшие годы. — Что тыхотела этим сказать?

— Надо вернуться в то время, когда тебе было хорошо. Оченьхорошо. Я помню того парня. Нормального парня. Не совершенного, но нормального.

— Нельзя вернуться назад, к себе домой, Терри. Ты, должнобыть, болела в ту неделю, когда Томаса Вулфа вернули в американскую литературу,и не знаешь, что из этого вышло.

— Слушай, давай обойдемся без банальностей. Для таких игр мыслишком давно знаем друг друга. Ты родился в Коннектикуте, вырос вКоннектикуте, стал знаменитым в Коннектикуте, спился в Коннектикуте. Тебе ненадо возвращаться к себе домой, тебе надо уехать из дома.

— Тогда это не возвращение в прошлое, а географическаяпилюля, как называем твое лекарство мы, “Анонимные алкоголики”. И оно непомогает.

— Тебе надо вернуться в прошлое духом, а не плотью, —ответила Терри, терпеливо, словно объясняя ребенку очевидные истины. — Да итвоему телу нужна новая территория для прогулок. Опять же, ты больше не пьешь.И не балуешься наркотиками. — Короткая пауза. — Или я ошибаюсь?

— Нет. Ну, может, только героином.

— Ха-ха.

— И куда мне, по-твоему, следует уехать?

— В то место, которое может прийти тебе в голову в последнююочередь. Акрон или Афганистан, особой разницы нет.

Этот звонок озолотил Терри, потому что доходы от Китти-КэтаДжонни поделил с ней пополам, цент на цент. И этот звонок привел его сюда. Не вАкрон, а в Уэнтуорт, процветающий пригород административного центра Огайо.Место, где он никогда не бывал. Нашел его Джонни просто, закрыв глаза и ткнувпальцем в настенную карту Соединенных Штатов. И хотя все вышло, как ипредсказывала Терри, Билл Харрис все же пришел в ужас. А вот нынче лирическоевремяпрепровождение обернулось…

Глубоко задумавшись, Джонни наткнулся на спину Джима Рида.Парни остановились у самой тропы. Джим поднял револьвер и направил его на юг.Лицо его побледнело.

— Что… — начал Джонни, но Дэйв Рид прикрыл ему рот рукой.

5

Раздался выстрел, потом крик. Это словно послужило сигналом,потому что тут же Мэриэл Содерсон открыла глаза, выгнула спину, с губ еесорвался долгий, протяжный стон, она задрожала всем телом, а ноги еезабарабанили по полу.

— Док! — крикнула Синтия, бросившись к Мэриэл. — Док!

Гэри подскочил первым. Он вывалился из кухни, благоухаясладким запахом шерри, и наверняка угодил бы коленом в живот жены, если быСинтия не оттолкнула его.

— Сто сучилось? — спросил Гэри. — Сто с оей еной?

Голова Мэриэл моталась из стороны в сторону. Она удариласьоб стену. Фотография Дэйзи, гения математики, сорвалась с гвоздя и упала нагрудь Мэриэл, К счастью, стекло не разбилось. Синтия схватила фотографию иотшвырнула в сторону.

При этом она увидела, что повязка на культе краснеет наглазах: швы, если не все, то некоторые, разошлись.

— Док! — взвизгнула Синтия.

Биллингсли поспешил к ней. Он стоял у входной двери,загипнотизированный происходящими на его глазах изменениями. Из лесополосыдонеслись рычание, крики, новые выстрелы. По меньшей мере два. Гэри глянул всторону лесополосы, глаза его округлились.

— Сто сучилось? — повторил он.

Мэриэл перестала дрожать всем телом. Шевелились толькопальцы, словно женщина хотела сжать их в кулак, потом застыли и они. Глазаслепо уставились в потолок. Из левого скатилась единственная слезинка. Док взялМэриэл за запястье и попытался нащупать пульс. Его глаза не отрывались от лицаСинтии.

— Полагаю, если ты хочешь работать на прежнем месте, тебепонадобится не фартук, а платье для танцев. “Е-зет стоп” теперь салун. “ЛедиДэй”.

— Она умерла? — спросила Синтия.

— Да. — Старина Док опустил руку Мэриэл на пол. — Думаю,шансов у нее не было. Спасти ее могли хирурги-реаниматоры, а не старыйветеринар с трясущимися руками.

Крики, вопли. Что-то происходило в лесополосе. Кто-токричал, что его надо остановить, остановить, остановить. Синтию внезапноосенило:

Стив, парень, который уже успел ей понравиться, мертв. Тебандиты, которые стреляли по домам, теперь затаились в лесу, и они убили Стива.

— Сто сучилось? — в третий раз спросил Гэри. Ни старик, нидевушка ему не ответили. И хотя Гэри стоял на коленях рядом с женой, он так ине понял, что случилось, пока Старина Док не сдернул с дивана покрывало и ненакрыл им тело Мэриэл. Вот тут до Гэри наконец дошло, несмотря на все выпитое.Лицо его сморщилось. Он нашел под покрывалом руку жены, вытащил наружу, поцеловал.Потом прижался к ней щекой и заплакал.