К этому моменту я более или менее оклемалась и взяла у негокосмофургон. Но руки дрожали, и я едва не уронила его себе на ноги. А потомсказала Хобартам, что мы обойдемся без порки.

— Мальчик должен также извиниться перед вашим сыном, —добавил мистер Хобарт. Такой же благообразный, как Моисей, только с гладковыбритым подбородком и аккуратной стрижкой, если можно представить себе Моисеяв двубортном костюме. Впрочем, после всего увиденного мною за последнийнесколько месяцев я могу представить себе что угодно. В этом, наверное, моябеда. — Если вы проводите нас к нему, миссис Уайлер…

И этот наглый сукин сын едва не вперся в дом. Можно сказать,начал отталкивать меня! Но я стояла как скала, доложу я вам (при этом опятьедва не выронила “Парус мечты”). Меньше всего мне хотелось, чтобы этотмаленький воришка оказался перед Прямоногим Маленьким Мальчиком. Я мечтала о том,чтобы эта парочка как можно скорее покинула мой дом. До того, как их голоса илиэмоциональный волны (Хобарт-старший не плакал, но чувствовалось, что расстроенон не меньше сына, а то и больше) смогут разбудить ПММ.

— Сет мне не сын, а племянник, — ответила я, — и сейчас онспит.

— Очень хорошо. — Хобарт чуть кивнул. — Мы вернемся позже,если вам это удобно. Если нет, я могу привести Хью завтра днем. Мне, конечно,будет сложно отпроситься второй день подряд, я работаю в штамповочном цехе,знаете ли, но дело Господа всегда должно идти впереди дел человеческих.

Голос его крепчал с каждым словом, наверное, точно так же онпроизносил и проповеди, и пастве это очень нравилось, но я действительноиспугалась, что он разбудит Сета. И все это время, клянусь своим здоровьем,мальчишка оглядывался вокруг, словно высматривал, что здесь можно спереть. Яготова спорить, что придет день, когда Хью попадет на кушетку психоаналитика.Хотя такие люди, как Хобарты, не верят в психоаналитиков, не так ли?

Я быстренько вытолкала их за дверь и повела к тротуару.Мальчишка все спрашивал: “Вы меня простите?” Повторял этот вопрос словнозаведенный. К тому времени как мы добрались до улицы, я поняла, что смертельнозла на них обоих. Не только потому, что из-за них мы прожили несколько дней какв аду. Дело в том, что они вели себя так, будто на мне лежала ответственностьза спасение бессмертной души этого маленького засранца. К тому же я помнила,как бегали его глазки, выискивая то, чего не было у него дома.

Я уверена, более того, знаю наверняка, что “странныеспособности” Сета имеют ограниченный радиус действия, как радиопередатчики вкинотеатрах для автомобилистов, способные доносить звук только дорадиоприемников автомобилей, стоящих на территории кинотеатра. Поэтому когда мывышли к тротуару, я почувствовала себя в некоторой безопасности (разумеетсяотносительной) и решила поинтересоваться, каким образом Хью Хобарту удалосьукрасть космофургон Сета.

Папаша и сын при этом переглянулись. Обменялись забавнымтаким взглядом, однозначно указывающим на то, что ни один из них не возражалпротив порки, даже против визита полиции, но вот к разговору о краже душа нележала. Ну не лежала, и все тут. Неудивительно, что фундаменталисты так нелюбят католиков: сама идея покаяния вызывает у последних сладостный трепет.

Однако я загнала их в угол, и в конце концов всепрояснилось. Говорил в основном Уильям, а ребенок к тому времени решил, что яему не по нутру. Сощурился, да и слезы куда-то подевались.

Кое о чем я могла догадаться сама. Хобарты принадлежали кбаптистской церкви завета Сиона и среди прочего как добрые прихожане несли вмассы “слово Божие”. Сие подразумевало распространение буклетов, вроде того,что Херб нашел в ящике для молока на кухонном крыльце. С изображением грешника,которому миллион лет не давали глотка воды. Уильям и Хью разносили буклетывместе, обеспечивая преемственность поколений. Совсем как, к примеру,Национальная бейсбольная лига курирует соревнования детских и молодежных команд.Заглядывать они предпочитали в дома, которые временно пустовали, посколькухотели “распространять слово Божие и сеять зерна истины, но не вступать вдискуссию” (слова Уильяма Хобарта). Или подсовывали буклеты под дворникиприпаркованных автомобилей.

К нам они, должно быть, пришли как раз после того, как мыуехали в кафе-мороженое. Хью забежал во двор и сунул буклет в ящик для молока.Разумеется, он увидел “Парус мечты” там где оставил его Сет. Позднее, послетого как отец объявил, что на сегодня его долг выполнен, но прежде чем мывернулись из торгового центра, Хью отправился гулять на улицу где и поддалсяИГС (Искушающему Голосу Сатаны). Его мать нашла космофургон только вчера, впонедельник, когда Хью был в школе, а она убиралась в его комнате. Вечером онипровели “семейный совет”, затем обратились к их пастору, позвонив ему потелефону, вместе молились, не кладя трубку, и вот они здесь.

Как только в рассказе была поставлена последняя точка,мальчишка вновь заканючил: “Вы меня простите?” Но я быстренько его одернула:“Хватит об этом талдычить”.

Он посмотрел на меня так, словно я отвесила ему оплеуху. И уего отца закаменело лицо. Но мне было плевать на это. Я присела так, чтобысмотреть прямо в поросячьи глазки Хью. Далось мне это нелегко, мешали толстые,не очень-то чистые стекла очков.

— Насчет прощения ты будешь договариваться с твоим Богом, —продолжила я. — Что же касается меня, то я обещаю помалкивать насчет того, чтоты сделал, и советую всем Хобартам последовать моему примеру. — Я знала, чтоони ему последуют, для этого мне хватило одного взгляда на синяк под глазомХью. Матери этого маленького говнюка я не видела, но отца он своим поступкомдостал.

Хью отступил на шаг, и по выражению его лица я поняла, чтоотступила от заранее написанного ими сценария и за это мальчишка меняненавидит. Я не возражала. Потому что в определенном смысле я его тожененавидела. Это не удивительно, если вспомнить, чего мы натерпелись в этотуик-енд благодаря его шаловливым ручкам.

— Если вы закончили , миссис Уайлер, то мы уходим, — подалголос Хобарт-старший. — Хью есть о чем поразмыслить у себя в комнате. Наколенях.

— Но я еще не закончила, — остановила его я. — Не совсем. —Папашу взглядом я не удостоила. Не отрывала глаз от мальчишки. Пыталась заглянутьпод маску ненависти и стыда, разобраться, что же передо мной за человек.Разобралась? Не знаю.

— Хью, тебе известно, что люди просят прощения лишь тогда,когда делают что-то нехорошее, не так ли?

Он осторожно кивнул… словно свидетель, дающий показания взале суда и опасающийся, что адвокат заманивает его в ловушку.

— Значит, ты понимаешь, что поступил нехорошо, украв игрушкуСета?

Хью вновь кивнул, однако очень неохотно. К этому времени онуже спрятался за папину ногу, словно трехлетний малыш, а не девятилетнийшкольник.