Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы не вызвать новый скандал и не пугать оставшихся пациентов, поиски велись небольшими группами. Большинству персонала было велено выполнять свои непосредственные обязанности. К охранникам, разыскивающим пропавшего пациента, разрешалось присоединяться исключительно в свободное время.
Сначала Оля еще пыталась что-то делать: осматривала клинику, отправлялась в лес. Но она очень быстро поняла, что от нее толку не будет. Если она действительно хотела принести пользу, следовало вернуться к расследованию.
Для этого она и поднялась в свою комнату: еще раз просмотреть все материалы, сохраненные на компьютере. Энлэй пока был занят – его вызвали переводить, а без него Оля никуда соваться не собиралась. Дождаться своего временного напарника она хотела в безопасности надежно запертого замка.
Однако чувство тревоги появилось почти сразу. Сначала Оля не поняла, откуда оно взялось – ведь она оказалась на своей территории и повода для беспокойства не было. Она даже решила было, что нервы окончательно расшатались, однако все равно заставила себя осмотреться по сторонам.
Одна из полок комода была закрыта не до конца. Вроде как мелочь, совсем крохотная щель. Да кто угодно бы решил, что это сама хозяйка комнаты, собираясь в утреннем полумраке, просто не задвинула полку! Ну, была чуть-чуть небрежна, подумаешь…
Но Оля даже допускать такой вариант не собиралась. Во-первых, она из комода ничего утром не брала, это она помнила точно. Во-вторых, всегда терпеть не могла приоткрытые дверцы шкафа и не до конца задвинутые полки. Страх был иррациональным, немного глупым, но Оля не считала его достаточной проблемой, чтобы еще и бороться с ним.
Теперь страх даже помог, подсказал, что в комнате кто-то был. Оля начала изучать спальню внимательней и с каждой минутой находила все больше подтверждений своей теории. Ноутбук немного сдвинут. Вещи в шкафу висят не так, как она оставила. Как будто тут горничная порядок наводила… Однако горничных в больнице не было, это Оле сказали в первый же день, следить за чистотой в своих временных жилищах сотрудникам приходилось самостоятельно.
Кто-то побывал здесь, пока она искала Макса. Хотелось отрицать это, искать другое объяснение, но Оля запретила себе: так она лишь потратила бы время. Нужно было разобраться, кто провел обыск… и зачем.
Она мало кому рассказывала о своем расследовании. Да она скрывала это! Получается, скрывала не так уж хорошо… От того, что кто-то совсем недавно был здесь, становилось одновременно жутко и противно. Посторонние люди копались в ее вещах, может, что-то забрали – или подкинули ей… А что случилось бы, если бы она вошла в момент обыска? Очередное мертвое тело в клинике?
Оля постаралась отвлечься от этого, чтобы не поддаваться панике, подумать о том, что могли найти неизвестные. Да ничего! Среди ее вещей никаких записей не было, а информацию на компьютере она защитила паролем. Оля не льстила себе, знала, что такую защиту наверняка не слишком сложно вскрыть. Но успели бы это сделать? Она отсутствовала совсем недолго!
Девушка сосредоточилась на своих мыслях, упустила момент, когда в коридоре зазвучали шаги, поэтому стук в дверь стал для нее полной неожиданностью. Первая мысль оказалась безрадостной: ее убьют, совершенно точно убьют! Ее комнату обыскали, поняли, что никакой подстраховки у нее нет, теперь от нее избавятся! Но даже через завесу страха Оля сообразила, что убийцы вряд ли явились бы за ней вот так, в разгар дня, да и не стали бы яростно барабанить в дверь, чтобы уж точно все соседи услышали.
Так что она заставила себя подойти к двери и ответить:
– Кто?..
– Открывай давай! – велел Джона. – И побыстрее!
Его она точно не ожидала. Оля сама пыталась подойти к нему вчера, просила о помощи. Однако Джона был настроен решительно, он дал понять, что на него рассчитывать не приходится. Поэтому Оля никак не ожидала застать его возле своей комнаты.
Но дверь она все равно открыла – потому что ей было любопытно и потому что одной сейчас стало особенно тоскливо.
Впрочем, защитник из Джоны получился отвратительный. Ворвавшись в комнату, он оттолкнул Олю с такой силой, что она не удержалась на ногах и лишь чудом приземлилась на кресло, а не на пол. Гость же, воспользовавшись паузой, выглянул в коридор и закрыл дверь. От этого должно было стать лишь страшнее, но Оля почувствовала растущую злость.
– Какого черта ты творишь?!
– Могу спросить у тебя то же самое, – отозвался Джона, и голос его в этот момент был холоднее льда за окном. – Ты хоть какие-то границы видишь? Хотела отомстить мне – на мне бы и сосредоточилась! Какого хрена ты втянула в это Эмми?!
Вот теперь Оля по-настоящему растерялась. Он видела, что Джона не лжет и даже ни в чем не сомневается. Он искренне верил, что она каким-то образом навредила его пациентке.
А она эту Эмми в глаза не видела, знала только с его слов! Оля выпрямилась в кресле, однако подняться не попыталась. Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, стараясь успокоить отчаянно бьющееся сердце, и только после этого заговорила:
– Веришь ты мне или нет, я ничего не делала. Я даже не знаю, что случилось с Эмми.
– Вся больница уже знает!
– Значит, вся, кроме меня. Я только что пришла сюда, про Эмми я ничего не знаю. Ты можешь или рассказать мне, или продолжить обвинять, но тогда мы с тобой далеко не продвинемся.
Он все еще злился на нее, Оля прекрасно видела это. Ему хотелось вновь обвинить ее и на этот раз получить признание. Однако Джона был достаточно умен, чтобы понять: это путь в никуда. У него было немало недостатков, Оля знала, но о своих пациентах он искренне переживал. Он опустился прямо на ковер, скрестив под собой ноги по-турецки. Оля не стала указывать на тот очевидный факт, что в комнате есть еще одно кресло, она просто ждала.
– Сегодня Эмми увезли в другую больницу по требованию родственников, – тихо сказал он. – А меня отстранили от врачебной практики на то время, пока ведется разбирательство.
Он объяснил ей, что именно произошло утром. Всех деталей Оля не поняла, о подобных операциях она раньше даже не слышала. Но суть она уловила: Эмми получила несколько глубоких порезов в и без того травмированной зоне, а еще – бесформенный комок полимера, приварившийся к костям.
– Жизни это не угрожает, –