месте, не позволяя приблизиться к Ридли даже на йоту. Вмешался Отто. Рамона не пускали, пока Нина занималась Сетом.

– Ты не будешь с ним драться, и вот почему. Помнишь, что нам рассказывали на биологии? – зашептала Нина, концентрируя внимание Сета. – Попадая в новую среду, животное активно ищет свое место в пищевой цепи, пробует всех на вкус – кого можно сожрать, а кто сожрет его. У него нет претензий конкретно к тебе, разве это не очевидно? Ему важен твой доминирующий статус в школьном социуме. Успокойся, Сет. Тебе не стоит что-то ему доказывать, так ты признаешь конкурента и повысишь его авторитет. А ведь он только этого и добивается. Хочет тебя подвинуть, вот и проверяет на прочность. Как и любой псих, боли он не боится. И очень зря.

Сет выглядел так, как будто вообще не слышал ее. Отсутствующий в своем же теле – ноль эмоций на лице, стеклянные расширенные глаза, молчание. Нина как будто видела себя со стороны, когда у нее случаются приступы. Именно так ее описывали те, кто оказывался рядом.

И тут до нее дошло.

Всегда сдержанный и отстраненный Сет вспылил, и все действительно испугались, но они даже не представляли, какой исход возможен на самом деле. А Нина представляла, и очень хорошо. Если даже она со своей комплекцией во время припадков становится гораздо сильнее, то Сет вообще может случайно убить.

Эту мину замедленного действия нужно было срочно уводить отсюда. Пострадать мог не только Веласкес. Как он до сих пор ее саму не пришиб? Останавливать его сейчас – все равно что бросаться под ледокол.

Дженовезе пробовала сдвинуть с места массивное тело, но оно поддавалось, только когда с ним разговаривали. Поэтому, чтобы потихоньку продвигать Сета к выходу, пришлось забивать эфир.

Понимая, что продул этот раунд, Рамон посылал проклятия уже не только в адрес Сета, но и в адрес Нины. Его по-прежнему держали, позволяя двоим уйти из помещения.

Едва Дженовезе вывела Сета, в центр площадки вышел Итан Гардинер с подносом. После недолгого молчания он заговорил:

– Вы ведете себя не как человек разумный, а гораздо хуже самых глупых животных. То, что я сейчас наблюдал, лишний раз это подчеркивает. Как я вас всех ненавижу, вы себе не представляете. Единственное, что меня утешает, так это то, что этот год последний и после выпускного я вас больше не увижу. Мне стыдно быть одного с вами вида. Вы позорите человечество и само понятие разума.

Он так и ушел в тишине, и никто, даже Веласкес, не сказал ему ни слова в ответ. Все ошарашенно смотрели ему вслед и пристыженно переглядывались.

Пользуясь тем, что злость парализовала его, лишив дара речи и способности сопротивляться, Нина вывела Сета из столовой, держа одним пальцем за толстую цепочку на шее, словно безвольного молодого бычка на привязи. Нельзя было терять времени: когда «столбняк» выветрится из его пор, Ридли должен оказаться как можно дальше от раздражителя.

Вывалившись в полупустой коридор, Дженовезе быстро сориентировалась и впихнула брюнета в первую попавшуюся дверь, пока тот еще не пришел в себя и был удивительно податлив. Хороший шанс воспользоваться внезапно открытой властью.

Они оказались в старых душевых, переоборудованных в нечто вроде подсобки со сломанными кабинками и рядом разбитых раковин. В нос ударил слабый запах сырости и пыли, чистящих средств. Куски белой керамики и разбитых зеркал так и валялись на плиточном полу с черными от грязи швами, этой же плиткой были облицованы стены примерно до уровня пояса, а выше шла пожелтевшая от времени штукатурка. В прелом воздухе безобидно кружились пылинки, а в углу приютились швабры, щетки и ведра.

Свет падал внутрь сплющенным, неправильным конусом, проникая из длинного горизонтального отверстия под потолком, узкого и незастекленного, но его было вполне достаточно, чтобы ясно видеть друг друга.

Нина притворила дверь, повернулась к Сету и бесстыдно осмотрела с ног до головы.

– Только что у тебя была вспышка гнева, в точности как у меня.

– Ничего подобного.

Парень потрогал лоб и скривился от боли. Постепенно он приходил в себя и сразу попытался выйти, но Нина преградила путь, с решительным прищуром глядя на него снизу вверх. Брюнет пошатывался и выглядел слабым.

– Еще как да! Ты всех перепугал до усрачки. А потом внезапно впал в оцепенение и послушно разрешил себя увести, словно ослеп или временно отключился. Со мной происходит то же самое, когда я злюсь! – Нина перешла на громкий шепот.

– Что дальше?

– Давно это у тебя? Началось после какой-нибудь травмы, или…

– Я не обязан тебе отчитываться.

– А ты не отчитывайся: это не допрос, а дружеская беседа.

– С каких пор мы стали друзьями?

– С тех самых, как я спасла твою задницу от потенциального убийства пару минут назад.

– Тебя никто об этом не просил.

Сет хотел что-то добавить, но вместо этого клацнул зубами и гневно задышал, шевеля ноздрями. Глаза у него стали совсем черные, непроницаемые, внушительный кадык гулял по горлу вверх-вниз.

Какая же она хрупкая – и притом наглая, блядь, просто не думай об этом сейчас, иначе она все заметит… Сет прикусил губу, чтобы сделать себе больно и отвлечься. Не помогло. Она стояла перед ним, сжав кулаки по швам, на две головы ниже ростом, и абсолютно ничего не боялась. Она – его – не боялась. Вот что всегда ему в ней нравилось. С самого начала.

Тонкая шея, тонкие запястья. И то и другое легко сломать. Висящая, как на вешалке, одежда не по размеру. Лицо сердечком, курносое, в веснушках. И откуда в этом миниатюрном существе столько наглости? Ее скромные габариты в совокупности с непомерным темпераментом напрочь вышибали мозги, заставляя кровь отливать от головы.

Девушка надвигалась, и по взгляду казалось, будто сейчас она толкнет его, запустит руки под водолазку и как следует облапает. Он успел представить, как это случится, и почти застонал, пораженный насыщенностью этой фантазии. Но девчонка к нему больше не прикасалась, будто боялась испачкаться.

– Знаешь, ты удивительный лицемер.

– Мне похуй, что ты обо мне думаешь. Мне похуй, что думает обо мне любой в этой школе.

Сет заметил, как девчонка сжалась от звука его голоса, усиленного эхом полупустого помещения. Тогда он снова испытал граничащее с безумием желание оттеснить ее к стене и продемонстрировать физическое превосходство. Наверное, все это отразилось на его лице, потому что Нина заявила, расправив плечи:

– Ты не сделаешь мне больно.

– Кто тебе такое сказал?

– Ты только что подчинялся мне.

– Я был не в