Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нам было не до него, все мы пытались зацепиться за какую-нибудь работу в городе и поскорее уехать из Мацяо. И даже не заметили, когда он перестал лаять.
Спустя много лет я вернулся в Мацяо и узнал его – Желтый ковылял на трех лапах по деревенской улице, поглядел на меня безо всякого выражения, улегся у стены и задремал. Он постарел, похудел, ребра выпирали из-под шкуры, хвост почти облысел, взгляд потух. Он все время спал и перестал понимать чаншаский диалект. Когда я попытался его погладить, он резко дернулся и без всяких церемоний укусил меня за руку. Конечно, не всерьез, просто прихватил зубами мою ладонь, давая понять, что я внушаю ему только угрозу и отвращение.
– Желтый, ты что, меня не узнал?
Он посмотрел на меня пустыми глазами.
– Я твой хозяин. Не помнишь?
Угрюмый старый пес снова глянул на меня и с поджатым хвостом заковылял прочь.
△ У́лочная болéзнь
△ 晕街
В нормативном китайском языке есть словосочетания «морская болезнь», «воздушная болезнь», «вагонная болезнь», но нет «улочной болезни», известной в Мацяо всем и каждому. Симптомами улочная болезнь напоминает обычный кинетоз, но проявляется только в городе, сопровождаясь изменением цвета лица, шумом в ушах, потемнением в глазах, отсутствием аппетита, нарушениями сна, слабостью, истощением, стеснением в груди, повышением температуры, беспорядочным пульсом, рвотой и диареей. Женщины, страдающие улочной болезнью, жалуются на нарушения цикла и недостаток молока после родов. У всех лекарей в окрестностях Мацяо припасены специальные снадобья от улочной болезни: дереза, пузатка и грецкий орех.
Из-за улочной болезни даже в ближайшем поселке Чанлэ мацяосцы стараются не оставаться на ночь, а тем более на несколько дней. Гуанфу из верхнего гуна, перебравшись учиться в уездный центр, за месяц едва не истаял от улочной болезни и поскорее вернулся домой, в горы. Причитал: батюшки, в городе жить – врагу не пожелаешь. Потом все-таки окончил свое училище, с горем пополам устроился в городскую школу учителем физкультуры, что было в глазах мацяосцев настоящим чудом. Гуанфу говорил, что поборол улочную болезнь с помощью квашеных овощей. Запасся двумя кадушками квашеных овощей, старался как можно чаще ходить босиком и в результате продержался в городе без малого два десятка лет.
Улочная болезнь – тема, из-за которой у нас с мацяосцами вышло немало споров. Я подозреваю, что в действительности такой болезни вовсе не существует, что мацяосцы попросту обманывают сами себя. На улице человек не страдает от постоянной тряски, как на корабле или в самолете, и хотя в городах порой бывает дымно и шумно, воздух пахнет бензином, а вода из-под крана – хлоркой, все это вряд ли способно вызвать настоящее заболевание. Ведь миллионы людей спокойно живут в городах, не страдая от улочной болезни. Прочитав некоторые книги после отъезда из Мацяо, я еще больше уверился в том, что улочная болезнь – всего лишь результат внушения, нечто наподобие самогипноза. Если человек поддается гипнозу, он может по команде провалиться в сон или увидеть какую-нибудь чертовщину. Точно также и человек, долгое время проходивший обработку на предмет классовой сознательности и бдительности по отношению к идеологическим врагам, будет повсюду видеть врагов. А когда окружающие ответят ему неприязнью, враждебностью и агрессией, он еще больше уверится в своей правоте – стало быть, враги ополчились против него всерьез, и подозрительность возникла не на пустом месте.
Приведенные выше примеры выявляют еще один ряд фактов – строго говоря, это не настоящие факты, а факты второго порядка, созданные языком и воспроизводящие сами себя.
У собак нет языка, поэтому собаки не страдают от улочной болезни. Как только люди сделались языковыми существами, им открылась возможность, недоступная прочим видам, они познали магию языка, научились убивать и воскрешать словом, рождать из небытия новые и новые чудесные фигуры. Эта мысль толкнула меня провести эксперимент на собственной дочери. Нам предстояла поездка на автобусе, и я заранее сказал, что в сегодняшнем автобусе пассажиров не укачивает, после чего всю дорогу дочь веселилась и чувствовала себя превосходно. Перед следующей поездкой я сказал дочери, что сегодня ее может укачать, и в самом деле, дочь сильно встревожилась, сидела на своем месте как на иголках, и в конце концов с побледневшим лицом и сдвинутыми бровями привалилась к моему плечу – автобус не успел тронуться, а ее уже укачало. Этот эксперимент нельзя считать настоящей апробацией гипотезы, но даже его достаточно, чтобы утверждать: язык – оружие, которое нельзя недооценивать, опасный груз, с которым следует обходиться как можно более осторожно и почтительно. Наша речь похожа на заклинания, а словарь – на шкатулку, скрывающую в себе сонмища демонов. Так незнакомый мне человек однажды придумал словосочетание «улочная болезнь», которое породило целый ряд физиологических реакций, преследующих жителей Мацяо из поколения в поколение, и определило их извечную нелюбовь к городам.
А «революция», «интеллигенция», «родина», «начальство», «трудовой лагерь», «бог», «конфликт поколений»? Что породили эти слова? И что еще породят?
Я не смог убедить мацяосцев в своей правоте.
После мне рассказали, что если бы не улочная болезнь, Бэньи тоже сидел бы в городе на казенных харчах. Вернувшись с Корейской войны, он поступил служить на конюшню при провинциальной управе, оттуда ему была прямая дорога в кадровые работники – перспективы открывались самые блестящие. Но, как и все остальные мацяосцы, Бэньи ничего хорошего в городской жизни не видел. В городе не попьешь имбирного чая с горохом и солью, не полежишь под летним небом, слушая плеск воды, не посидишь у очага, чтобы колени и мотню пекло от жара… Мацяоское наречие, на котором он говорил, почти никто не понимал. К тому же он не привык вставать по утрам так рано. И сослуживцы вечно смеялись, когда он забывал застегнуть ширинку на форменных брюках. Еще он не привык называть нужник туалетом и не привык, что нужники бывают женскими и мужскими.
Кое-чему он все-таки в городе научился, стал чистить зубы, писать авторучкой, даже играл с сослуживцами в баскетбол. Первый раз на баскетбольной площадке он весь вспотел от беготни, но мяча так ни разу и не потрогал. В следующий раз, когда соперники завладели мячом и вели его к корзине, Бэньи вдруг крикнул: «Стой!» Не понимая, что стряслось, все разом на него уставились. Бэньи неторопливо отошел к краю площадки, хорошенько высморкался, после чего вернулся на свое место и как ни в чем не бывало махнул игрокам: «Давайте потише,