Я ушла, не дожидаясь конца церемонии, и стала ждать звонка от Вика, надеясь, что он проявится в ближайшие дни. Но он не позвонил – ни через три дня, ни через девять, ни через сорок. Прошло три месяца, а он так и не объявился. Я нервничала, не зная, на что решиться, и переживала из-за Вика: пусть он не особенно любил жену, но все-таки они прожили вместе двадцать лет, вырастили сына! Конечно, он страдает. В один из дней мое нетерпение достигло предела. «Все, больше не могу! – подумала я. – Вечером позвоню ему сама!» Я сразу успокоилась и с удвоенным вниманием уставилась на экран монитора, вычитывая текст очередного договора. В это время дверь за моей спиной открылась, и к нам ввалилась Раечка из планового отдела:

– Привет, девчонки! Ой, что я узнала-то! – Она плюхнулась к чайному столику, где Марьяна Николаевна допивала свой кофе, схватила из вазочки последнюю шоколадную конфету, сунула ее в рот и продолжила, слегка шепелявя: – Представляете?! Он уже женился! А?! Вот мужики!

Я, вздохнув, снова повернулась к монитору – ну, это надолго…

– Да кто женился-то? – обреченно спросила Марьяша, наливая Раечке чаю.

– Муж нашей Казачки! А ведь и полугода еще не прошло!

Я так и окаменела у монитора.

– Мне Светка рассказала, она знает подругу ее сестры! А девица-то – представляете?! – лет на тридцать его моложе! И уже беременна. Вот старый козел! Ой, он вообще такой ходок! У него этих баб, говорят, столько было! С одной чуть не десять лет валандался, но ей сейчас, должно быть, уже сороковник. Конечно, на свежатинку потянуло! Эх, какие же они все кобели!

Раечка еще что-то говорила, но я уже не слушала – очень медленно протянула руку, взяла мобильник, так же медленно поднялась и осторожно двинулась к выходу, старательно передвигая ноги: только бы не грохнуться в обморок у них на глазах! Я выбралась на улицу и пошла в парк, все убыстряя и убыстряя шаг, потом побежала, но начала задыхаться и остановилась, схватившись за ствол дерева – я совершенно не могла дышать: воздух не проходил в легкие, застревая в горле. К счастью, рядом обнаружилась скамейка, я рухнула на нее и скорчилась, нагнув голову к коленям – рецепт, почерпнутый из какого-то кинофильма. Это действительно помогло, и я некоторое время сидела там, тяжело дыша и кашляя.

В голове у меня прояснилось – это была одна из тех редких минут, когда спадает пелена самообмана и ты видишь все так, как оно есть на самом деле. Я поняла, что всегда мечтала быть женой Вика, а мои прекрасные рассуждения о собственной неготовности к материнству можно легко выразить двумя словами: «Зелен виноград». Я осознала, что он давно меня бросил, просто я не хотела этого понимать: мы не виделись уже больше полугода – не считать же свиданиями короткие встречи на бегу! Мы давно не разговаривали по телефону – короткие деловые звонки не в счет. Всему этому я легко находила оправдание: просто у нас черная полоса! Сначала сын Вика окончил школу – надо было отмазывать его от армии и пристраивать в институт, потом надолго слег Виталий Алексеевич, после кончины которого мне пришлось заниматься улаживанием наследственных споров, и, наконец, заболела жена Вика… Узнав, что она вряд ли выздоровеет, я начала надеяться, хотя так мучительно было думать, что мое счастье зависит от смерти другого человека! Но все-таки надеялась, строила планы, даже искала в Интернете статьи о том, каково рожать после сорока… И вот оказалось, что никакая это не черная полоса, а конец света.

«А может, это просто нелепые слухи? – вдруг подумала я. – Нашла кому верить – Раечке!» И решительно набрала номер Вика – он ответил тотчас, словно только и ждал моего звонка:

– Привет, я как раз собирался…

Но я перебила его и спросила:

– Говорят, ты женился? Это правда?

– Это не телефонный разговор! – быстро произнес он.

– Я не собираюсь с тобой встречаться. Просто ответь на мои вопросы, и я отстану. Так это правда?

– Да, – ответил он, помолчав.

– Я ее знаю?

– Нет.

– И сколько ей? Двадцать? Двадцать пять?

– Двадцать восемь.

– На каком она месяце?

Вик молчал.

– Ответь мне. Это последний вопрос.

– Почти семь, – тихо сказал он, и я тут же отключилась.

В голове у меня лихорадочно крутились колесики калькулятора: «Она моложе меня на десять лет, соответственно, Вик старше ее на двадцать шесть… О господи… О чем он только думал?! Почти семь месяцев беременности… Все ясно… Значит, она появилась еще при мне…» Незаметно для себя я встала и куда-то пошла, очнулась, когда вода заплескалась у самых моих ног: я стояла на старинном лодочном причале около мраморного льва – раньше их было два, но один пропал в годы Отечественной войны. Все это время телефон у меня в руке разрывался от звонков, но я их сбрасывала, не догадавшись совсем отключиться. Мобильник снова затрезвонил – я поднесла его к уху и, не слушая, что там говорит Вик, сказала:

– Я всегда любила тебя. Больше жизни. Мечтала выйти за тебя замуж. Хотела от тебя ребенка. Всегда хотела. А теперь живи с этим как знаешь. Прощай.

Я широко размахнулась и бросила мобильник в пруд, спугнув дремавшую на легкой волне утку. Вернувшись в отдел, я отпросилась у Марьяны Николаевны – та встревоженно на меня посмотрела:

– Да-да, конечно, иди! Может, чайку выпьешь на дорожку? Или чего покрепче? У нас коньячок есть! А то ты уж очень бледная!

Я отказалась и даже попыталась улыбнуться, но боюсь, получилось плохо. Дойдя до двери, я вдруг остановилась – Марьяша отчетливо всхлипнула у меня за спиной – и медленно повернулась. Увидев выражение моего лица, Марьяша вскочила и кинулась ко мне, протягивая руки, словно боялась, что я сейчас упаду.

– Все это время вы знали, да? – спросила я.

– Да, – ответила Марьяша и обняла меня. – Не все время, но знала. Довольно давно. Пойдем-ка сядем!

Она усадила меня к чайному столику и налила воды в чайную чашку – и я с жадностью выпила. Марьяша села рядом, взяла меня за руки и заговорила:

– Двадцать пять лет назад у нас с Виктором был небольшой романчик. Мы учились вместе. Встречались года полтора, потом разбежались, но остались друзьями. Он время от времени приходил ко мне плакаться в жилетку. Это я сосватала его в наш музей. А тут Казачка положила на него глаз, ну, я и пришипилась в уголке. А лет десять назад он вдруг заявился: напился, плакал, говорил, что жить без тебя не может. Вы тогда поссорились. Спрашивал, что ему делать. А что я могла посоветовать?! Я со своей-то жизнью справиться не могу, какая из меня советчица! Вот так я и узнала.

– Боже мой… – тоскливо произнесла я. – А я-то старалась… Врала вам… Виталика выдумала… Вот вы развлекались, должно быть!

– Нет, – очень серьезно сказала Марьяша. – Я совсем не развлекалась. Я жалела тебя, девочка! Я ведь все понимаю: ты так защищалась. И его защищала. Нет, какой же он идиот!