Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну не говорить же девочке правду: я придумалаповод, чтобы ты подсказала, где отыскать Веру.
– Да, собиралась.
– Вот поэтому я и звоню, –затараторила Аня, – одолжите мне, пожалуйста, денег, я потом их отработаю,на именинах прислуживать буду. Могу окна дома помыть, квартиру отдраить, вобщем, что скажете. Уж извините за такую наглость, но мне Веру хоронить надо,ни копейки нет, а взять неоткуда…
– Можешь дальше не объяснять, –быстро перебила ее я, – конечно, дам тебе денег, боюсь только, что многоне наскребу. Сколько тебе надо?
– Триста долларов, – ответила Вера ибыстро поправилась:
– Можно двести, сто, пятьдесят, короче,сколько дадите.
– Хорошо, но сегодня я занята, давайзавтра утром встретимся.
Аня вздохнула:
– Мне в девять утра гроб оплачивать надо.
А вы где вечером будете? В гостях? Можно я кполуночи приеду?
– Это очень поздно.
– Вы спать будете?
– Да нет, я боюсь задержаться!
– Я подожду.
– В такое время молодой девушке лучше неходить одной.
Аня тихо засмеялась:
– Я с работы почти всегда под утровозвращаюсь. Говорите адрес, приеду к часу ночи, если только не побеспокою вас.
Сказав Ане координаты квартиры, я дошла дометро и застыла на обочине. Стояла невыносимая жара. Погода в Москве капризна,как подросток.
С утра дул прохладный ветерок, небо хмурилосьтучами, и большинство людей нацепило на себя куртки. Я тоже накинула ветровку исунула в сумочку зонтик. Впрочем, я давно заметила, стоит мне его прихватить иутеплиться, как серая мгла рассеивается и устанавливается жаркая погода.
Но, похоже, «правило плаща» срабатывает нетолько со мной. Большинство прохожих было слишком тепло одето. Около меня натротуаре остановилась пара: мать и дочь.
– Жарко, – заныла девочка на вид летпяти, дергая мать за руку.
– Сейчас папа подъедет, потерпи, –нервно ответила та.
– Пить хочу.
– Хорошо.
– Мороженое купи!
– Тебе нельзя.
– Нуу-у… Хочуу-у…
– Лиза, успокойся, – велеламать, – знаешь ведь, доктор велел горло беречь.
– Тогда вон ту куклу купии-и!
Женщина шлепнула дочь, та разрыдалась. Матьпопыталась урезонить ребенка.
– Хватит вопить! – воскликнула она,но девочка не собиралась затихать.
Она начала топать ногами и мотать головой,явно надеясь на то, что мать, желая погасить скандал, приобретет ей игрушку. Нородительница решила не потакать ее капризам, она сурово нахмурилась и заявила:
– А ну заткнись, если сейчас же непрекратишь выть, отдам тебя вон той тете.
Палец, украшенный массивным золотым кольцом,указал на полную особу, стоявшую чуть поодаль от меня. Лично мне кажется, чтопугать ребенка передачей в чужие руки не следует. Большинство детей с пеленокочень хорошо знают: мама их обманывает, она ни за какие пряники не расстанетсяс капризным отпрыском. Оставшееся меньшинство, способное поверить в подобныйповорот событий, может испугаться до паники и забиться в еще более сильнойистерике. Но многие женщины охотно стращают малышей, а люди, которым пообещалиотдать бутуза, как правило, начинают им подыгрывать, делают страшное лицо игудят:
– Ага! Сейчас увезу тебя с собой, а ну идисюда!
Наверное, мать Лизы, тыча перстом в толстуюбабу, ожидала именно такой реакции, но прохожая повела себя нестандартно.Смахнув со лба пот, она подперла кулаками то место, где у некоторых дамслучается талия, и заорала:
– Да пошла ты вон! На фиг мне еще однаспиногрызка! Своих девать некуда! Ну народ, родила, а теперь избавиться хочет!В детдом сдай! Чего мне втюхиваешь?
От удивления Лиза замолчала. Ее матьостолбенело посмотрела на бабу, затем сгребла дочь в охапку и зигзагом, словнозаяц, уходящий от погони, побежала за ларьки.
– Ваще прям! – кипела тетка. –Видали такое!
Подходит и говорит: «Берите девку».
Я с изумлением слушала ее. Надо же,оказывается, встречаются женщины, способные воспринимать фразу «не станешьслушаться, отдам тебя вон той тете» абсолютно серьезно!
С проезжей части послышался гудок, второй,третий. Я машинально посмотрела на поток машин. Из нового, блестящего джипавысунулся мужчина размахивая книгой, и, крикнул:
– Арина! Идите сюда, припарковатьсянегде.
Я нырнула в приоткрытую дверь, шофер быстропоехал вперед.
– Вот козлы, – с чувством произнесон, – кто же так тачки бросает, вдоль тротуара, а? Извините, Арина! Давностоите?
– Только что подошла, – осторожноответила я, – вы меня мгновенно узнали!
Дэвид улыбнулся, его лицо сразу сталоприятным, располагающим.
– Ну на книжке великолепное фото, –сообщил он, – вы там как живая!
Я вздрогнула. Отбирая снимок для обложки,Олеся Константиновна долго колебалась, рассматривая предлагаемые варианты,потом наконец решилась:
– Пусть будет эта, попрошу наших еечуть-чуть подретушировать, а то лицо бледное, согласны?
Я кивнула, не слишком хорошо понимая, чтотакое ретушь. Когда же книга появилась на свет, меня, как говорит Кристина,переколбасило. Со снимка смотрело чернобровое, краснощекое, красногубоесущество. Мои вечно торчащие в разные стороны светлые волосы художник«причесал». Но превратить шевелюру в старческую укладку, какую любятвосьмидесятилетние бабуси-немки, ему показалось недостаточным, поэтому онизменил мне еще и цвет волос, они стали апельсиново-рыжими.
Потом, войдя во вкус, «Репин» пририсовал кмоим ушам здоровенные бело-красные серьги, а на шею «надел» бусы, такие жеаляповатые и жуткие. Мой нежно-розовый свитер трансформировался в ядовито-зеленуюводолазку, а пальцы украсились красными, не правдоподобно длинными и острыминогтями. Если бросить на фото беглый взгляд, то сразу создается впечатление:писательница Виолова, намазав на лицо слой штукатурки толщиной с ВеликуюКитайскую стену, только что сладострастно разодрала когтями живое существо и,судя по цвету губ, съела его сырым.
Понимаете теперь, отчего я содрогаюсь, когдакто-нибудь радостно восклицает, потрясая моей книгой: