— И сердце рвётся, и боли нет конца, — забормотала Малика. — И сердце рвётся…

Иштар взял её за плечи:

— Это не твоя боль, Эльямин. Эта боль умерла вместе с Ракшадой.

Но Малика продолжала бормотать. Раздался треск. По каменной кладке пошли трещины. Месиво выдавило изнутри один фрагмент стены, другой… Обломки летели вниз и втыкались в песок, как надгробия. И вскоре от крепостной стены остались высокий фундамент и ворота, обрамленные монолитными балками. Перед воротами возвышались нетронутые изваяния.

Оттеснив Хёска, воины окружили Малику и принялись бить кулаками себя в грудь: «Шабира! Шабира!» А Иштар никак не мог привести её в чувства: встряхивал за плечи, сжимал руки, похлопывал по щекам:

— Твои люди здесь, они живы. Мои воины живы, и я живой. Отпусти чужую боль.

Малика тряслась в ознобе и, стуча зубами, повторяла: «… и боли нет конца».

Иштар притянул её к себе и крепко обнял:

— Ты хотела меня обнять, а обнимаю я. — И закачался из стороны в сторону, словно баюкая ребёнка.

— И на этом закончится твоё бесславное правление, — прошептала Малика, устремив прояснившийся взгляд на Иштара.

Посмотрев на скандирующих людей, он покачал головой:

— Не закончится.

Под утихающим дождём машины медленно покатили на восток, конница двинулась в Кеишраб.

Ракшады — удивительный народ. Они не знали усталости и страха, не испытывали голод и жажду, руководили мыслями и желаниями. Хорошо видели в темноте и незаметно подкрадывались. Могли спать на ходу и управлять кораблём, слушая шёпот моря. По Лунной Тверди ходили предания, что ракшады — потомки древнейшей цивилизации, которая существовала на материке задолго до появления народов Пустынь. Глядя на них, исчезали сомнения в достоверности легенд.

Барабанщики и стражи бежали рядом с жеребцами, держась за стремена. Затем всадники менялись с ними местами. Перед барханами с крутыми склонами люди спешивались: придерживали лошадей на подъёме и вынуждали их спускаться наискосок. И лишь Иштар не выбирался из седла. Приваливаясь спиной к хазиру и упираясь затылком ему в плечо, Малика крепко спала.

Наконец показался оазис, вдали завиднелись озарённые солнцем крыши домов. Процессия в строевом порядке направилась к столице. Хлопая себя по бёдрам, барабанщики задавали темп. За ними шли знаменосцы, следом ехали Иштар с Маликой и Хёск. Сбоку еле передвигали ногами стражи. Шествие замыкали всадники.

Когда процессия двинулась по длинной и широкой вершине бархана, Малика посмотрела в сторону серповидного озера:

— Он жрец от Бога, как и я.

— Кто? — бросил Хёск недовольно.

— Тот, кто создал лестницу.

— Да, он верховный жрец. И ближе ко мне, чем к тебе.

Малика повернулась к Хёску:

— Я верховная жрица морун. А ты кто?

— Болезнь прогрессирует, — промолвил он, покосившись на Иштара.

— Он жрец от Бога, как и я, — повторила Малика. — Он что-то открыл, а я вошла. Только мне это не надо. Как он умер?

Посмотрев на её лицо, спрятанное под чаруш, Хёск скривил губы:

— Кто?

— Жрец от Бога.

— Он не был настолько великим человеком, чтобы потомки захотели сохранить о нём память.

— Не удивлюсь, если он сошёл с ума. Он видел то же, что вижу я.

— Что ты видишь? — подал голос Иштар.

Вытянув руку, Малика указала на ближний берег озера:

— Трупы. Много. Гора трупов.

— Зная нашу историю, легко фантазировать, — вставил Хёск.

— Их некому оплакивать, — сказала Малика. — Здесь вырезали весь народ.

— Отклоняешься от истории, — заметил Хёск холодно.

— Я хочу попрощаться с ними.

— Эльямин, — проговорил Иштар. — Там ничего нет. И мы в двух шагах от дома.

— Я должна попрощаться, — промолвила Малика не своим голосом. — Там мой народ. — И не дождавшись остановки, спрыгнула на песок.

— Иштар, если это не прекратить, ты закончишь свои дни под обломками Ракшады, — произнёс Хёск, глядя ей в спину.

Иштар спешился, приказал воинам не двигаться с места и устремился вниз по склону. Тяжело вздохнув, жрец слез с лошади и последовал за хазиром.

Малика ходила по большому кругу и что-то шептала, но чаруш не позволяла расслышать фразы. Иштар и Хёск стояли в стороне, не обмениваясь взглядами и не произнося ни слова. В их головах носились разные мысли, но они оба искали выход из непонятной ситуации и думали, что делать с шабирой.

— Она говорит: «Пришли люди и всех убили», — произнесла Малика.

— Кто? — спросил Хёск, подозревая, что скоро возненавидит этот вопрос.

— Маленькая девочка. Она играла возле родника и успела спрятаться. Но потом её выследил мальчик. Она говорит: «Большой мальчик». Говорит: «Его зовут Ташран». Он её не выдал. Приносил ей одежду и еду. Много лет.

— Чем скорее мы окажемся дома, тем лучше будет для неё, — промолвил Хёск, подойдя к Иштару вплотную.

Повернувшись лицом к противоположному берегу, утопающему в зелени, Малика вытянула руку:

— Он прятал её там. — И быстро пошла вдоль кромки воды.

— Ей бы флаг нести, — просипел Хёск, торопливо шагая рядом с Иштаром. — Где ты её взял? Мне никогда не нравились твои поездки в Краеугольные Земли. Вечно привозил кого-то…

— Умолкни, — отрезал Иштар.

Обогнув загнутый конец озёрного серпа, Малика устремилась к каменистому холму. В расщелинах росли тонкие деревца. У подножия зеленели кустарники, похожие на растрёпанные клубки с воткнутыми иглами. Доносился шум родника.

Малика побродила взад-вперёд, всматриваясь в заросли. Указала пальцем:

— Здесь.

— Отлично, — сказал Хёск. — Идём обратно.

— Ты говорил, что это надо прекратить. Сейчас прекратим, — промолвил Иштар и принялся протаптывать тропинку к холму.

Малика приблизилась к озеру. Присев на корточки, опустила руки в воду. Перед внутренним взором поплыли видения.

— Где именно? — донёсся голос Иштара.

Малика пробралась между кустами и забегала взглядом по груде камней у подножия холма. Хлопнула ладонью по крайнему левому камню:

— Здесь. — Озадаченно взглянула на Иштара. — Чего стоишь? Откати его.

— Ты запечатала вход. Печать исчезнет — откачу.

Малика посмотрела на мокрый отпечаток левой ладони:

— Это печать?

— Печать шабиры, — уточнил Хёск.

— Почему мне никто не сказал?

— А зачем? Тебе не придётся пользоваться печатью.