природы. «Теория обнищания» отражала практическую истину, о которую спотыкалось даже законодательство господствующих классов. Они сочиняли законы бедности и возводили Бастилии для бедняков, в которых обнищание рассматривалось как вина обнищавших и каралась как таковая. Маркс и Энгельс были далеки от того, чтобы выдумать эту «теорию обнищания», и, напротив, с самого начала восставали против нее. Они хотя и не оспаривали сам по себе несомненный и всеми признанный факт массового обнищания, но доказывали, что обнищание не закон природы, а историческое явление, вполне устранимое, которое будет устранено следствиями того самого способа производства, который его породил.

В этом отношении Манифесту можно поставить в упрек лишь то, что он недостаточно освободился от взглядов буржуазной «теории обнищания». Манифест исходил еще из закона заработной платы, каким его развивал Рикардо по мальтусовской теории народонаселения, и поэтому относился слишком пренебрежительно к борьбе за наемную плату и к ремесленным организациям рабочих: он видел во всем этом, по существу, только упражнения и маневры для классовой борьбы. В английском билле о десятичасовом рабочем дне Маркс и Энгельс не признавали еще, как признавали впоследствии, «победу принципа». В условиях капитализма этот билль представлялся им лишь реакционными путами крупной промышленности. Словом, Манифест не признавал еще фабричные законы и ремесленные организации этапами пролетарской борьбы за эмансипацию, которой необходимо преобразовать капиталистическое общество в социалистическое и дойти до осуществления своей цели, а не то будут утеряны результаты и первых, с трудом достигнутых, успехов.

Сообразно с этим Манифест слишком односторонне рассматривал только в свете политической революции реакцию пролетариата против порождения нищеты капиталистическим способом производства. У авторов были перед глазами примеры Английской и Французской революций; они предполагали, что пройдут несколько десятилетий среди гражданской войны и войны народов, и в этом оранжерейном тепле пролетариат быстро достигнет политической зрелости. Взгляды авторов выступают с полной ясностью, когда они говорят о задачах коммунистической партии в Германии. Манифест стоит за совместную борьбу пролетариата с буржуазией — как только буржуазия выступает революционно против абсолютной монархии, феодального землевладения и мелкого мещанства, причем, однако, не следует ни на минуту переставать внушать по возможности ясное сознание враждебной противоположности между буржуазией и пролетариатом.

Дальше в Манифесте говорится: «На Германию коммунисты устремляют главное свое внимание, потому что Германия стоит накануне буржуазной революции и потому что она совершит этот переворот при более прогрессивных условиях европейской цивилизации вообще и при наличности гораздо более развитого пролетариата, нежели Англия в XVII и Франция в XVIII в., и, следовательно, немецкая буржуазная революция должна стать непосредственным прологом пролетарской революции». Буржуазная революция действительно произошла в Германии непосредственно после появления в свет Манифеста, но условия, в которых она свершилась, возымели как раз обратное действие: они остановили буржуазную революцию на полпути, и несколько месяцев спустя июльская битва в Париже отбила у буржуазии и специально у немецкой буржуазии всякие революционные поползновения.

Так время подточило кое-какие отдельные, точно высеченные из мрамора, утверждения Манифеста. Уже в 1872 г. в предисловии к новому изданию авторы сами признали, что их программа «местами устарела»; но они могли бы с полным правом прибавить, что изложенные в Манифесте основные положения в общем по-прежнему совершенно верны и останутся верными до тех пор, пока не будет доведена до конца мировая борьба между буржуазией и пролетариатом. Решающие теоретические положения этой борьбы изложены с несравненным мастерством в первой главе Манифеста, а во второй главе с таким же совершенством изложены основные мысли современного научного коммунизма. Критика социалистической и коммунистической литературы, составляющая третью главу, хотя и доходит только до 1847 г., но очень основательно разрабатывает весь имевшийся тогда материал, и с тех пор не возникло ни одного социалистического или коммунистического течения, которое не было бы уже разобрано в этой части Манифеста. И даже предсказания четвертой и последней глав о развитии движения в Германии оказались верными, но в другом смысле, чем полагали авторы. Буржуазная революция в Германии, хотя она и зачахла в зародыше, — только пролог к мощному развитию пролетарской классовой борьбы.

Непоколебимый в своих основных истинах и поучительный в своих заблуждениях, Коммунистический манифест является документом мировой истории, и всю мировую историю огласил боевой клич, которым заканчивается Манифест: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Глава 6. Революция и контрреволюция

Февральские и мартовские дни

24 февраля 1848 г. революция свергла французское буржуазное королевство. Она перекинулась и в Брюссель, но там король Леопольд, этот затравленный всеми собаками Кобург, сумел искуснее выпутаться из затруднения, чем его тесть в Париже. Он обещал своим либеральным министрам, депутатам и мэрам отказаться от престола, если того пожелает народ, и этим так тронул чувствительных государственных мужей буржуазии, что они отказались от всяких мятежнических замыслов.

Затем король приказал своим солдатам рассеивать собиравшиеся на общественных площадях народные митинги и начал полицейскую травлю против эмигрантов. С особенной грубостью при этом обошлись с Марксом: арестовали не только его самого, но и его жену, и ей пришлось провести ночь вместе с публичными женщинами. Комиссар полиции, который оказался виновным в этой гнусности, был затем смещен, и арест был немедленно отменен; высылка же осталась в силе, хотя и была совершенно излишним издевательством.

Маркс и без того собирался уехать в Париж. Немедленно после начала Февральской революции лондонский центральный орган Союза коммунистов перенес свои полномочия на брюссельский окружной орган. Этот же последний, ввиду осадного положения, которое фактически было введено в Брюсселе, передал 3 марта свои права Марксу с полномочием образовать новый центральный орган в Париже; Маркс был призван туда почетным для него письмом временного правительства от 1 марта, подписанного Флокеном.

Маркс проявил уже 6 марта свой проницательный ум, выступив на большом собрании проживавших в Париже немцев против их рискованного предприятия: они хотели вторгнуться с оружием в руках в Германию, чтобы вызвать там революцию. Этот план был придуман двуличным Бернштедтом, которому, к сожалению, удалось склонить на свою сторону Гервега. Даже Бакунин был тогда за это, в чем он, впрочем, позднее раскаивался. Временное правительство поддерживало план Борнштедта не из революционного воодушевления, а с задней мыслью освободиться от иностранных рабочих при господствовавшей тогда безработице. Оно предоставляло им этапные пункты и походное содержание по 50 сантимов в сутки до самой границы. Гервег не обманывался относительно эгоистического желания правительства освободиться от нескольких тысяч ремесленников, составлявших конкуренцию французам; но при отсутствии ясного политического понимания он довел авантюру до ее жалкого конца при Нидердоссенбахе.

Решительно возражая против такой игры в революцию, ибо она сделалась совершенно бессмысленной после