– Р-р-р, – глухо проурчал волк, когда я заглянула ему в глаза.

– Это было не мое решение, – прошептала я. – Если помнишь, в обряд ни я, ни настоятель не вмешивались. Была бы моя воля, ты не смог бы его даже начать. А если бы начал, то не довел до логического завершения. Но в этом мире у верховной намного больше власти, чем у меня. Я не богиня, если ты успел забыть. Никогда ею не была. Но есть вещи, которые не позволено делать даже богам. К примеру, нарушать свои же клятвы. И если бы все прошло как положено, ты бы уже не смог от меня освободиться. Смени форму!

Волк вздрогнул, когда мой изменившийся голос хлестнул его, словно плетью, но противиться Рокхет не посмел. Его тело мгновенно поплыло, замерцало, потекло, словно расплавленный жарким солнцем воск. По лохматой спине пробежала легкая дрожь. И всего через миг передо мной упал на колени не зверь, а обнаженный, растрепанный и изрядно растерянный мужчина, который только сейчас начал сознавать, что с ним происходит что-то неправильное.

– Вот на что ты себя обрек, – снова прошептала я, наклонившись и обхватив его лицо ладонями. – Первая ступень служения – это полное физическое подчинение, дорогой. Наверное, ты этого не знал, но клятвы, данные богам, всегда понимаются буквально. Это значит, что, отдав себя мне, ты тем самым стал от меня зависим. Твои реакции – прямое следствие того, что я хочу в тебе увидеть. Раздражение, ярость, злость, влечение… понимаешь? И неважно, что ты поклялся не Кхеметт, а Иллари. Клятва была дана. И услышана. И сразу после этого ты утратил способность мне противиться.

У Рокхета расширились глаза, но говорить он пока не мог – я не давала на это разрешения. Поэтому в его горле лишь что-то сдавленно заклокотало, в зрачках метнулось хищное пламя, но он по-прежнему стоял на коленях и отчаянно боролся с собой.

– Да, – подтвердила я, по-прежнему всматриваясь в его глаза, словно в зеркало. – Только поэтому ты сделал все то, что сделал. Молчал, когда очень хотелось высказаться. Терпел, когда сил на это уже не было. И испытывал навязчивые желания, которые в любое другое время тебя бы никогда не коснулись.

Я грустно улыбнулась, когда взгляд волка дернулся в сторону, а на его скулах расцвел лихорадочный румянец. Но мне не нужно было опускать глаза, чтобы понять, о чем именно он сейчас подумал. Беспомощность, раздражение, гнев – вот чувства, которые его сейчас захлестывали. И которых он совершенно не хотел показывать. Но большинство мужчин довольно простые создания. Чаще всего предсказуемые. Легко возбудимые. И очень мало кто из них способен скрыть от бдительного женского взора истинные причины своих поступков.

– Здесь нечего стыдиться, – качнула головой я, когда волк попытался отстраниться и опустил руки, прикрывая ладонями пах. – Отдав себя в услужение похотливой кошке, ты был обречен испытывать к ней влечение. Проблема в том, что умом ты этого не желаешь. Реагирует только тело. Слабое, податливое и легко управляемое человеческое тело, которое пару недель назад ты по глупости отдал в полное мое распоряжение.

У Рокхета в глотке снова что-то глухо булькнуло.

– Все верно, – подтвердила я его мимолетную догадку. – С того момента, как ты принял служение Кхеметт, ты стал моим. До последнего коготка. А значит, не сможешь мне противиться и выполнишь все, что я велю: убьешь, предашь, ограбишь, ляжешь со мной в постель…

– Ты… не сможешь… – наконец сумел перебороть себя волк.

– Смогу, – ласково улыбнулась ему я. – Не ты первый и не ты последний, кто попадает в эту ловушку. Твое счастье лишь в том, что Иллари, как обычно, схитрила, чтобы я сделала то, что ей было нужно. И это не мне, а ей ты пообещал безупречное служение. Именно поэтому мы здесь. Поэтому же ты стоишь сейчас на коленях. И поэтому же я могу со спокойной душой сказать, что отпускаю тебя, волк. Ты свободен.

Рокхет снова вздрогнул. И тут же замер, когда я наклонилась и бережно его поцеловала.

Его губы оказались все такими же теплыми, мягкими, сухими, как раньше. Но, к сожалению, абсолютно безжизненными. Он не ответил на поцелуй. Не отреагировал.

Но, наверное, это и правильно. Он это он, а я это я. К тому же теперь, когда я официально от него отказалась, он больше не обязан отвечать и выполнять приказы. Желание, которое пылало в нем болезненным огнем, наконец-то ушло. Стремление обладать мной тоже исчезло. И вот теперь я смотрела в его глаза и впервые увидела в них не вожделение, а понимание. Не слабость, а осознание. Неприятие. Стыд. И все ту же, что и раньше, неукротимую, разрушительную, всепоглощающую звериную злость.

Эх, волк…

Если бы ты знал, как огорчает меня сейчас твоя ярость. В какой-то степени это обидно, даже оскорбительно, что и под клятвой ты сумел удержаться от соблазна, но я действительно отпускаю тебя, лохматый. Просто потому, что оборотни не должны жить в клетке. И тем более не должны зависеть от кого-то так, как ты зависел эти долгие недели от меня.

Скорее всего, ты об этом уже не узнаешь, но на самом деле ты нравишься мне, волк. Более того, я искренне тобой восхищаюсь. Твоей потрясающей стойкостью, неукротимой жаждой жизни и тем самым волчьим упрямством, которое делает тебя глупцом, но благодаря которому ты так мне и не поддался.

Несговорчивый и суровый. Живучий, как самый настоящий зверь. Жесткий, порой даже грубый. Но при этом способный на дружбу и искреннее участие. Сумевший не потерять себя, даже будучи запертым в тесноте своих заблуждений. Упрямо отрицающий собственную природу, но всеми силами пытающийся сохранить жалкие крохи оставшейся у тебя свободы.

Даже сейчас, в этой унизительной позе, покорный, но все еще не покоренный, ты продолжаешь меня восхищать. Единственный за много лет, на кого по-настоящему обратил внимание мой придирчивый зверь. Единственный, с кем я почти не играла. Тот, чья судьба какое-то время была мне небезразлична. И кто, даже оказавшись под гнетом серьезной клятвы, нашел в себе силы ей противостоять.

– Встань, – так же тихо попросила я, опуская руки. А когда Рокхет навис надо мной тяжелой горой, еще тише добавила: – Теперь ты должен подтвердить отказ перед верховной богиней. Все, что от меня зависело, я сделала. Но обряд нужно провести, пока не закончилась ночь, иначе он утратит силу. Эйлинон, у тебя есть нож?

Молчаливо следящий за мной друид без лишних слов протянул требуемое.

– Кровь сделает твою клятву недействительной, таковы правила, – добавила я, вложив в руку тяжело дышащего оборотня короткий, обоюдоострый клинок. – Разрежь руку. Дай крови упасть в бассейн. Скажи богине, что отказываешься от тех слов, что произнес в храме. И на этом все закончится.

Рокхет нахмурился, но не сдвинулся с места.

– Не глупи, лохматый, – настойчиво повторила я, подтолкнув его в плечо. – Ночь не бесконечна. Иллари не будет долго ждать.

– Зачем ты это делаешь? – спросил друид, когда волк все же внял голосу разума, развернулся и на негнущихся ногах направился к бассейну, на дне которого по-прежнему искрилась и переливалась золотыми искорками освященная богиней вода.