Айташ просто беглый раб, — подставишь его. Начнешь отвечать от его имени и выгораживать своего человека — можно выдать себя. Так что он решает сообщить ту правду, что известна самому Айташу, да и князю. Тогда хан сможет говорить с Айташем, а тот всегда умел выкрутиться, будучи менее горячим. Или, что вероятнее, хан дождется Алексея и будет решать эти вопросы с ним, а не со вчерашними рабами.

— Да, в Империи мы принадлежим одному хозяину. Князь проявил ко мне милость и великодушие, это тоже правда. Но человек, прибывший со мной, ведет с ним свои дела. И о них я не могу знать и рассуждать, господин.

— Хорошо. Скажи, где ты жил у своего хозяина?

Яшар тянется к фрукту на подносе и сбивает его лапой. Играет, перекатывая персик по ковру, пока тот шуршит листьями.

— Я жил в гареме.

— Идем, — это хорошее решение, лучшего не придумал бы и сам, — надо отвести тебя к Асии, она о тебе позаботится.

О госпоже Асии, матери хана Герая, Титай был наслышан. Значит, его ведут в гарем.

Путаные коридоры дворца сменяются садами. Фонтаны здесь не такие, как в Доросе, но прослеживаются некоторые… общие пристрастия двух правителей. Даже сейчас, бархатной ночью, воздух напоен запахом роз. Мелек не торопится, позволяя гостю рассмотреть часть дворца, мимо которой они проходят: есть чем гордиться. Пусть Мелек давно уже и вынашивал планы, как сделать свою обитель лучше. Много лучше, изящнее. И западнее. Светлые одежды хана касаются камней, которые закладывал не он. Должно быть иначе.

Правитель Солхата замечает все: насколько бесшумно движется юноша, обвешанный золотом с головы до пят. Его воины при всей своей подготовке не могут похвастать подобными талантами — их доспехи издают хоть какой-то звук. Но они вместе с любыми звуками исчезают в ночи, как только к прогулке присоединяется Дастан, личный телохранитель хана Герая.

— Его охраняют шестеро, Великий хан.

— Хорошо.

Титай щурится, подозревая, что слова эти относятся к Айташу, и Дастан, следующий за ними, начинает казаться ему врагом. Нужно выспаться, пожалуй, и перестать щериться на весь мир. Не каждый человек в богатых восточных одеждах желает тебе зла. Погодите-ка… Титай присматривается к Дастану. Тот успел переодеться и из разбойника в дорожных одеждах превратился в принца. Теперь на нем светлые одежды, а в волосах блестит тонкая золотая цепочка. Да и держится он совсем иначе. Кажется, хана с этим человеком объединяет что-то большее, чем связь повелителя и слуги.

Мужчинам приходится остановиться, как только они достигают территории гарема. Дастан кланяется Мелеку. Вкладывает в руки Титая запечатанное письмо. Жестом просит спрятать его и не читать. Хан на это не обращает внимания, только почесывает Яшара по загривку да кивком прощается с Дастаном, который удаляется по своим делам.

— Тебе покажут, кому это нужно передать. — В образовавшейся тишине ярко слышен стрекот цикад. Насекомые с шорохом разлетаются, когда кто-то ступает на траву. — У меня к тебе много вопросов. Но по традициям гостеприимства сначала нужно дать путнику немного отдохнуть после долгой дороги. Надеюсь, ты оценишь мои добрые намерения и мы не доставим друг другу неудобств.

Титай произносит формальные, но весьма искренние слова благодарности в ответ на обещание заботы. Измотанный дорогой, сейчас уснул бы даже на голой земле, а получать лучшее, не ожидая почти ничего, всегда приятно.

— Однако для начала скажи: как мне поступить с твоим другом?

На этот вопрос можно ответить почти как угодно — хан не требует, не угрожает, просто ждет. У любого другого раба он бы даже не стал спрашивать о подобном. Но раз Алексей защищает этого человека, значит, у юноши есть нечто большее, чем красивое тело.

Титай не может снова стать Тенью. Сейчас видно его лицо, и хан слишком хорошо знает о его присутствии. Но шаги остаются беззвучными на шершавых теплых дорогах дворца. Душный запах роз напоминает о родине, журчание фонтанов — о столице на белых утесах. Зато леопард отрезвляет мысли куда лучше, чем компания самого хана. Титай косится на зверя, рыкающего время от времени, держится от него с другой стороны, с трудом не показывая язык, когда того унимает хозяин.

— Моя воля не может быть превыше воли хана. — Губы трогает едва заметная улыбка. О, он действительно знает, как быть приятным человеком при дворе. — Но если наши помыслы совпадут и хан Герай сочтет верным дождаться князя Алексея, прежде чем решать судьбу моего спутника, я буду счастлив. — Говоря это, Титай плавно прижимает ладонь к груди над сердцем. Это правда. Высказанная со всей осторожностью лишь для того, чтобы хозяин дворца не счел его высокомерным глупцом. Если это друг Алексея… Незачем ему дерзить.

— Хорошо. Мне нравится твой ответ.

Хан не прячет улыбки, когда слушает его. Кир умен, молод и красив. Очевидно, спасение жизней мангупского князя и Олубея — это не единственные причины, по которым Алексей делает так много для этого человека.

Послушный чужим рукам, леопард прыгает на подушки под навес беседки и кладет морду на лапы, продолжая наблюдать за гостем. Первый человек в ханском гареме, который не пытается погладить хищника, конечно, заинтересовал его.

Рядом с ними почти незаметно появляется девушка. Она поправляет косы на плечах. Под ее пальцами звенят бесчисленные украшения, бусины, пуговицы и подвески. Из-за белизны одежд золото, кажется, почти светится. Мелек коротко касается ее плеча и целует невесомо у кромки волос, перед тем как уйти. Сегодня только ей одной он улыбается и дарит прикосновение. Ирада, главная жена хана, весьма довольна.

Ночь в степях наступает мягко. Иногда в ясную погоду на горизонте подолгу виднеется полоска света над низкими далекими холмами. Только холмы и окружают Солхат. Островерхие башни дворца видно издалека, не пропустишь. Но вот главное здесь остается скрытым: за монументальным величием стен прячутся ханские владения, изящные барельефы, напоенные теплом сады. В глубине вереницы больших строений и беседок, арок и колонн, в сердцах домов раскрываются внутренние дворы. Тут сад становится личным, потаенным пристанищем каждого обитателя дома. Тут в воздухе витает запах персидской косметики и египетских масел, а стены пестрят гобеленами и красками.

Титая провожают во внутренний двор гарема. Здесь камень становится ажурным и невесомым, сплетаясь в узоры скамей, фонтанов и навесов. Стены покрывает синяя и голубая плитка в золотых прожилках и вензелях. Несколько фруктовых деревьев дают первый предосенний урожай. Титай щурится было настороженно, глядя на леопарда, уже успевшего развалиться в синих тенях инжира, но одна из женщин увлекает гостя вглубь сада, заглядываясь на его подведенные глаза.

Он быстро вспоминает, как приятно общаться с женщинами, когда те не Василина.