И мое сердце разбилось.

– Кейс, – прошептал он, его лицо было полно боли, – о черт, мне не следовало этого делать.

Каждое хорошее и прекрасное чувство от нашего поцелуя было вырвано с корнем.

– Джона…

– Я не могу так поступить с тобой. Или с собой.

Я вцепилась в него, дергая за руки, все еще задыхаясь.

– О чем ты говоришь…

– Это ваш автомат? – раздался позади него визгливый голос. Джона отпустил мои руки и обернулся. Пожилая дама в синтетической одежде и с химической завивкой смотрела на желтый огонек, вспыхнувший на крышке машины.

– Сейчас придут, чтобы снова наполнить его, – сказала она, – ты собираешься брать свои деньги или нет?

– Мы поняли, спасибо.

Джона принялся зачерпывать пятаки в пластиковые ведерки. Я помогала, и каждый раз, когда наши руки соприкасались, желание потрескивало в моих руках. Я хотела его. Хотела ощутить его руки на мне, его губы на моих, его внутри. Но Джона не смотрел на меня, и его рот был сжат в тонкую линию, как будто он пытался не дышать. Мои чувства бурлили, как водоворот боли, унижения и смятения. Я только начала ощущать вкус чего-то хорошего и совершенного, а потом это вырвали у меня из рук. Мы поменяли пять тысяч пятаков на двести пятьдесят долларов. Джона попытался сунуть мне в руку несколько купюр.

– Возьми их. Или хотя бы наполовину. Изначально это были твои пятаки.

– Это был твой джекпот.

«Я была твоим джекпотом».

Он покачал головой, онемевший и потерянный. Страдание, исходившее от него, было подобно тысяче маленьких стрел в моем сердце.

– Пошли отсюда, – сказала я, дергая его за руку, – вон из дыма.

– Да, – сказал он с горькой улыбкой, – это вредно для моего сердца. Все, что я делаю, делается для блага моего тупого гребаного сердца.

Мы вышли из казино и молча пошли по оживленным тротуарам к его припаркованной машине. Дорогу до моего дома мы провели в тишине. На стоянке он оставил двигатель работать на холостом ходу и так крепко сжал руль, что костяшки пальцев побелели.

– Я такой засранец, – сказал он наконец. Он повернулся, чтобы посмотреть на меня в первый раз с тех пор, как мы покинули казино, и его взгляд был тяжелым и измученным. – Кейс, прости меня.

– За что?

– Мне не следовало целовать тебя. Это было неправильно и глупо, и я сожалею. Мы же друзья. Мы должны остаться друзьями. Я просто оказался в этот момент там и ты выглядела… так красиво.

– Джона… – я потянулась к нему, но он отпрянул.

– Пожалуйста, не надо, я уже достаточно облажался за одну ночь. Моя сила воли висит на волоске.

Наступила короткая тишина, в которой я слышала только собственное сердцебиение, тяжело отдающее в груди. Я снова потянулась и оторвала его руку от руля. В свете уличного фонаря поблескивал его медицинский браслет.

– Тебе не нужно извиняться. Не извиняйся. Этот поцелуй был прекрасен. Разве ты не почувствовал? Все было правильно и прекрасно, и это что-то значит. Джона…

– Боже, Кейс, – прошептал он срывающимся голосом, – тебе лучше уйти. Пожалуйста. Просто уйди.

– Я не хочу, – сказала я, и мой собственный голос дрогнул, – я не хочу терять ни минуты. Я была вдали от тебя двенадцать дней, пока не ушла из группы. Двенадцать дней, которые я не смогу вернуть, – теперь слезы свободно текли по моим щекам, – слушай меня. Я больше боюсь не быть с тобой, чем быть с тобой. Не быть с тобой страшнее, чем то, что может произойти через четыре месяца.

Джона крепко сжал мою руку, и его глаза засияли.

– Четыре месяца, – сказал он, качая головой, – ты знаешь, почему я придерживаюсь своего проклятого расписания? Почему я держу голову опущенной и работаю каждый день, чтобы подготовить инсталляцию к открытию? Дело не только в том, что я хочу закончить работу. А в том, что когда я делаю только это, время для меня остается абстрактной идеей. Вместо линейного отрезка из дней это… сфера. Стеклянная сфера, в которой я работаю, навещаю свою семью, выпиваю с друзьями, снова и снова, снова и снова. Каждая неделя ничем не отличается от следующей. Вот как я удерживаю время на месте.

Слезы закапали на мою юбку.

– И теперь я все испортила?

Он покачал головой, глаза его наполнились слезами, голос стал хриплым и задрожал:

– Нет. Ты стала ярким светом в моем унылом, темном мире. Но если ты позволишь мне поцеловать тебя снова… если мы начнем что-то прямо сейчас, время не будет стоять на месте. Конец, мой конец, не будет чем-то туманным вдалеке. Он будет мчаться ко мне, потому что…

Его голос оборвался, и я крепче сжала его руку, наши слезы упали вместе.

– Потому что?.. – прошептала я.

– Потому что, Кейс, дни будут отсчитываться, пока не останется только один, – сказал он сквозь стиснутые зубы, – день, когда я буду должен попрощаться с тобой.

Эти слова ударили в мое сердце, ломали и кромсали его. Это реальность. Как и сказала Лола. Я не могу притворяться, что это что-то далекое. Джона тяжело вздохнул и отвернулся, вытирая щеку рукавом рубашки.

– Расставаться будет трудно, если мы останемся друзьями, – сказал он, его голос скрежетал как гравий, – но будет гораздо хуже, если мы попытаемся быть кем-то большим друг другу. Если мы займемся любовью. Если мы влю… – он покачал головой, разочарование окрасило его лицо.

– Джона…

– Уже поздно. У меня завтра много работы.

Я не могла принять холодную решительность в его тоне. Молча кивнув, я потянулась к двери.

– Все в порядке. Спасибо за ужин и за мой первый раз в казино…

«И за мой первый поцелуй».

Джона потянулся через сиденье, чтобы снова взять меня за руку. Он крепко сжал ее, прижал мои пальцы к своим губам, а затем отпустил.

Ранним утром, в пятницу, когда мы должны были отправиться в поход, телефон защебетал от сообщения Кейси.

Вчера за обедом Таня сказала, что обнаружила бонус в размере 250 долларов в своей зарплате.

Кто сказал, что автоматы не платят? – набрал я ответ.

Точно не я, умник.: Р

Я облегченно вздохнул. На прошлой неделе отношения между Кейси и мной не были напряженными, но и на 100 % нормальными тоже не были. Она была такой же милой, как всегда, все еще приносила нам с Таней обед в горячий цех или посылала мне случайные, забавные сообщения, как это. Она делала то, о чем я ее просил: она была моим другом. Выполняя свою часть сделки, в то время как я был эгоистичным ублюдком, который поцеловал ее и почти испортил все между нами.

Ни у кого из нас – ни у Оскара, ни у Тео, ни у меня – не было достаточно большой машины или грузовика, чтобы вместить шестерых пассажиров и наше походное снаряжение, поэтому мы подъезжали парами. Поездка до национального парка Большого Бассейна заняла четыре с половиной часа. Я был уверен, что Кейси и я проведем все это время в неловком молчании, после того, как поцелуй и все остальное повисло между нами.