Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весь день прошел в хлопотах на кухне. Я приготовила большую кастрюлю борща, напекла целую гору блинов. Заранее нарезала сыр, колбасу, ветчину, уложила их в пластиковые контейнеры. Забила морозильник упаковками готовых пельменей, перемыла овощи и зелень. Купила несколько бутылок водки и сухого вина. В общем, сделала все, как полагается.
Вечером я лежала на диване, совершенно обессилевшая. Позвоночник ныл и не разгибался, ломило предплечья. Может, не стоило отказываться от помощи Катиных подруг? Еще придется убирать со стола. Я тихонько застонала, представив себе гору посуду, которую придется перемыть. В памяти всплыла дурацкая рекламная фраза: «Почему Алла Ивановна не боится, что ей придется мыть столько посуды?» Дура, потому вот и не боится!
Я присела на диване, оглядела комнату долгим взглядом. Надо решить, куда я поставлю стол. Впрочем, что за вопрос, конечно, в центре! Да, нужно собрать большой обеденный стол, который хранится в кладовке. Лучше сделать это прямо сейчас, потому что завтра с утра полагается идти на кладбище.
Я встала и поплелась в кладовку, достала столешницу, упакованную в плотную оберточную бумагу, взяла ножки и фурнитуры. Перенесла все в гостиную и принялась за дело.
Зазвонил телефон, я схватила трубку, не глядя на определитель.
– Машуня, привет.
– Привет, муж, – ответила я, прикручивая ножки к столу.
– Чем занимаешься?
– Стол обеденный собираю.
– Что? – не понял Пашка. – Какой? Зачем?
Я вздохнула. Надо же, Пашка забыл.
– У мамы завтра годовщина, – сдержанно напомнила я.
В трубке зазвенела паническая пауза. Потом мужа было трудно остановить.
– Маша! Прости! Я совсем забыл!
– Ничего, – пробормотала я, прикручивая вторую ножку.
– Как это «ничего»?! Свинство это с моей стороны! Машка, как же ты там совсем одна? Господи, я завтра же прилечу…
– Отставить! – велела я жестко. – Все уже сделано, никакая помощь мне не требуется.
Пашка замолчал. Потом недоверчиво спросил:
– Наняла официантов, что ли?
– Глупости! – отрезала я. – Я сама все приготовила!
– Сама?! – Пашка поперхнулся. – А деньги? – спросил он наконец. – Откуда деньги взяла?
Я не стала темнить и честно призналась, что продала мамин браслет с бирюзой.
Пашка застонал. Я услышала, как что-то с грохотом упало на пол. Ясно. У мужа приступ позднего раскаяния.
– Продала браслет! Бедная девочка! Маш, я скотина! Забыл про годовщину и не оставил тебе денег… А ты тоже хороша, могла бы напомнить!
– Паш, не кричи, – попросила я. – У меня и так голова раскалывается.
Муж немного помолчал, подумал и торжественно пообещал, что, как прилетит, сразу выкупит браслет.
– Не получится, – сказала я грустно.
– Что? Говори громче, не слышу!
– Может, ты глохнешь? – предположила я. – Тогда тебе нужно масло для глухонемых.
– Что ты сказала? – снова переспросил Пашка.
– Точно глохнешь, – сделала я вывод. – Все! Покупаю специальное масло!
– Маш, я ничего не понимаю…
Прикрутив последнюю ножку, я полюбовалась со стороны на дело своих рук. Сколько неожиданных талантов открылось во мне за последние две недели!
– Народу много собирается? Кто-нибудь уже звонил?
Вот ведь странно! Почему никто не звонил? Так я мужу и ответила: мол, никто не звонил.
– Никто? – изумился Пашка. – Странно… Должны были позвонить, спросить время.
– А может, нужно было самой гостей пригласить?
– Нет, так не делается. Обычно люди, которые помнят о годовщине, звонят и спрашивают, во сколько приходить. Или во сколько ты на кладбище собираешься, если хотят вместе на могилу пойти. В таких случаях гостей не приглашают, это тебе не банкет.
Я задумалась. Странно получается. Почему же никто мне не позвонил? Может, все на гастролях?
– В общем, не важно. Стол я все равно накрою. Кто придет, тот придет. Правильно Паш?
– Правильно, – одобрил муж. – А Катерина тебе поможет.
– Катька в больнице. – Пришлось потратить еще десять минут на то, чтобы рассказать мужу новости о болезни подруги.
– Значит, ты совсем одна? Как же ты справишься?
Я разозлилась:
– Очень просто! Ручками, ручками! Знаешь, почему Алла Ивановна не боится мыть много посуды?
– Нет, – обалдел муж.
– Потому что она не параличная! – ответила я и положила трубку.
Я поставила стол на четыре ноги. Попробовала, стол стоял устойчиво и не шатался. Я была довольна своей работой. Затем взяла из гардероба скатерть и салфетки. Накрыла стол. Принесла столовый сервиз и принялась расставлять тарелки. Нужно сервировать заранее, может, завтра я уже не успею это сделать. Полюбовалась со стороны. Красиво.
Я закончила свои дела около полуночи. Ноги подкашивались, голова болела, глаза закрывались.
Я не стала принимать перед сном ванну, просто умылась. Случай для меня необыкновенный.
После чего еле добралась до кровати.
Завтра меня ждал трудный день.
Несмотря на усталость, спала я плохо.
Мне снилась странная комната, в которой стоял рояль и много пустых кресел. Все было похоже на небольшой концертный зал.
За роялем сидела мама и что-то тихо наигрывала, заглядывая в ноты на пюпитре. Я ее позвала.
Мама перестала играть, оторвалась от нот, повернулась ко мне. Она выглядела, как всегда, великолепно, только была очень бледной.
– Маша! – сказала она строго. – Что ты себе позволяешь? Думаешь, если родилась восьмой, то все можно?
– О чем ты? – не поняла я.
– Не притворяйся! – еще строже произнесла она. – Все ты прекрасно знаешь! Только не хочешь сложить два и два!
Я выбрала кресло, стоявшее в первом ряду, хотела опустить откидное сиденье, но мама закричала, что не приглашала меня сесть.
Я выпрямилась и покорно застыла на месте.
– Не сутулься! – велела мама. – Соедини лопатки!
Я с трудом разогнула ноющий позвоночник.
– Вот так. И никогда больше не горбись.
– Мам, у меня спина болит, – пожаловалась я.
– А у меня разве не болела? – строго спросила мама. – Я же не позволяла себе раскисать!
Мне стало стыдно, и я пообещала, что больше не буду.
Мама смягчилась.