Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сколько мы тут уже находимся? Ну, с полчаса точно. Чувствую я себя вполне хорошо. Меня перестало трясти и знобить. Надеюсь, нет никакой необходимости оставаться в больнице, потому что я совсем-совсем не хочу этого делать.
У меня и так немного осталось времени, чтобы провести его с Мишей и девочками.
— Всё нормально, — Бурому отвечает, видимо, тот самый врач, который недавно светил мне фонариком в глаза. — Вы вовремя её вытащили. Шока нет. Степень переохлаждения лёгкая. Есть риск присоединения вторичной инфекции, поэтому нужно её наблюдать. И пока постельный режим. Необходимости в госпитализации я не вижу. Можете забрать её домой.
Фууух. Я еле сдерживаюсь, чтобы не произнести это вслух. Тут же подрываюсь на постели, собираясь вскочить и начать собираться, но потом вспоминаю, что у меня нет обуви и толком нет одежды. Мне дали больничную сорочку, чтобы я не лежала голой. Свою крутку Миша забрал.
Дверь в палату открывается и на пороге появляется Бурый. Девочек с ним нет. Наверное, ждут в коридоре.
Глядя на него, хочу улыбнуться, но меня сдерживает хмурое выражение его лица и сведённые на переносице брови.
Вот чёрт. Он злится. Очень злится на меня.
Я с трудом сглатываю и делаю судорожный вдох.
Я бы, наверное, тоже злилась. Но ведь он должен понять, что я не специально? Что я действительно не видела тот чёртов флажок!
— Готова ехать?
— Я… да. Только… мне не в чем… Обуви нет и из одежды больничная сорочка.
— Ничего. До машины донесу в сорочке и куртке. Думаю, ничего страшного, если мы сорочку одолжим. Потом вернём.
Вздрагиваю, когда Миша стягивает с меня одеяло и осторожно берёт на руки. Вроде бы уже не холодно, а по телу всё равно пробегает дрожь.
До дома мы добираемся довольно быстро. Больница, оказывается, всего в пяти минутах езды. Всю дорогу я раздумываю, как доказать Мише, что я вовсе не хотела… что мне очень жаль. Пару раз даже подрываюсь начать разговор, но меня останавливает его пасмурное настроение. Он и шутки больше не отпускает. Клянусь, я бы сейчас обрадовалась даже какой-нибудь дурацкой шутке про мою задницу.
Но Бурый не шутит. И это пугает. Неужели, он настолько устал от моих косяков, что теперь мечтает поскорее меня спровадить?
— Мда… Это вам не муравьи в заднице, — пытаюсь пошутить сама, когда дома Миша опускает меня на пол в прихожей.
Правда, шутка, очевидно, не заходит, потому что Бурый лишь бросает на меня недоумённый взгляд и выгибает бровь.
— Ну. Я к тому, что… я думала, страшнее муравьёв уже ничего не будет.
Снова молчит и смотрит.
Блин.
— Папа, мы есть хотим, — дёргает его за руку Тася, напомнив мне, что я испортила шашлыки, которые, видимо, так и бросили там вместе с моими сапогами и мангалом.
— Я сейчас, что-нибудь быстренько приготовлю!
— Стоять, — рявкает Бурый хватая меня за локоть, когда я дёргаюсь в сторону кухни. — Куда это ты собралась?! Что, вдруг резко полегчало?
— Эм… ну… нет. Вообще-то у меня по-прежнему сильная слабость…
Кристально честным взглядом не мигая смотрю в глаза Бурому, пока он сверлит меня своим хмурым. Эти гляделки длятся с минуту, после чего он снова поворачивается к девочкам.
— Так, сейчас я сам что-нибудь приготовлю. Пока переодевайтесь и мойте руки, — командует Бурый. — А ты, Марья Алексевна, живо в постель. Тебе прописали матрасочный режим.
Хочу всё-таки попробовать предложить свою помощь с готовкой, но в последний момент одёргиваю себя. Вдруг Миша скажет, раз ты нормально себя чувствуешь, то кати-ка со своими косяками домой к Кирюше? Он может решить даже машину не доделывать!
— Ты чего застыла? — раздаётся над ухом его хмурый голос.
— Я? А. Да… что-то резко зябко стало, — специально провожу руками по плечам и вздрагиваю, хотя на самом деле мне вообще не холодно.
— Вот и дуй в постель. Сделаю тебе чай с мёдом. Согреешься. Бегом, Марья Алексевна, или тебе отсчёт как перед стартом нужен?
Вот вроде и не грубит, но и привычной шутливости в голосе нет.
Делать нечего, поэтому поджав губы, я топаю к себе в комнату, там снимаю больничную сорочку и надеваю пижаму. Немного подумав, натягиваю ещё тёплые носки, свитер и закутываюсь в одеяло.
Вот теперь точно на больную похожа. А за больными нужно ухаживать и желательно подольше.
Миша приходит спустя минут десять с большой кружкой чая в руках.
— Что, так сильно холодно?
— Ага. Что-то прям озноб взял, — киваю, изображая тряску.
— Вот. Чай попей. Здесь мёд и малина. Должно помочь.
Бурый протягивает мне кружку и тут же разворачивается, чтобы уйти.
— Э, Миша? А ты не мог бы мне ещё одно одеяло принести? А то это, мне кажется, недостаточно согревает.
— Хорошо, — буркает, бросив на меня взгляд через плечо.
Нет, ну так вообще дело не пойдёт. Он сейчас должен был ответить что-то вроде «а задница не запотеет?» или «может тебе в бане постелить?»
А он просто «хорошо»?!
Всё очень плохо. Совсем-совсем хреново, Маша!
Отпиваю сладкий горячий напиток и раздумываю, что делать дальше, постукивая пальцем по стакану.
Ещё есть надежда, что Миша отпустит какую-нибудь шуточку, когда вернётся с одеялом, но он просто накрывает меня и говорит, что сообщит, когда будет готов ужин.
Как последний гвоздь в крышку гроба!
Допиваю чай и откидываюсь на подушку, накрывшись двумя одеялами. Хмуро смотрю в потолок, слушая шипящие звуки в глубине дома и бурчание телевизора — видимо, Миша уже что-то готовит. А девочки смотрят мультики.
Минут через десять лежание под двумя одеялами в свитере, штанах и носках, у меня реально начинает потеть задница.
Я так сдохну!
Распахиваю одно одеяло. Не легчает. Распахиваю второе и начинаю мечтать выпить стакан ледяной воды.
В итоге встаю с постели, плетусь к окну и чуть его приоткрываю. С наслаждением вдыхаю холодный воздух, как вдруг раздаётся стук в дверь.
Вот чёрт!
Как ошалелая несусь обратно в постель. Закутываюсь в одеяла как в паранджу и, сделав истощенный голос, отвечаю:
— Войдите.
— Маша, что делаешь? Можно к тебе? — в комнату заглядывают Тася с Васей и тут же подбегают к кровати. — А мы тебе рисунок нарисовали.
Забравшись на постель, девочки протягивают мне листок. На нём изображена девочка на льду, которая, по всей видимости, орёт и падает. Вокруг девочки