Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это тебе памятка безопасности. Чтобы ты больше не упала в воду, — поясняет Вася.
— Спасибо, девочки. Я сохраню это себе.
Правда, эта памятка может мне больше никогда не понадобиться. К сожалению…
— Ужин готов, — сообщает Миша, зайдя в спальню и бросив на нас с девочками хмурый взгляд. — Я же сказал, Машу пока не беспокоить.
Бинго! Значит, он всё-таки за меня переживает!
— Мы рисунок нарисовали, пап. Чтобы Маша больше не падала.
— Всё нормально, Миш. Я в порядке, — встаю на защиту девочек, взмахнув рисунком.
— Раз в порядке, тогда пошли ужинать.
Тася с Васей тут же убегают на кухню, а я остаюсь сидеть на постели.
Нужно что-нибудь придумать. Ну, как-нибудь его спровоцировать хоть на какие-то эмоции, иначе я так с ума сойду от догадок, что там творится в его бородатой голове!
Только вот как?
Неужели он настолько сильно на меня злится?! Всё-таки я пострадала…
— Я, наверное, не пойду ужинать. У меня всё ещё слабость.
— Ладно. Тогда полежи.
Что значит «ладно, тогда полежи»?! И это всё что ли?!
— Хотя есть вроде так хочется…
— Сейчас принесу сюда, — сводит брови на переносице и выходит.
От обиды и отчаяния аж заплакать хочется.
Я всё испортила! Ну почему я такая неуклюжая и невнимательная?! И ведь не была же такой! В смысле вообще никогда! Чёрт, да я в шесть лет заново ходить научилась, ну что сейчас-то вдруг пошло не так?!
Миша приносит тарелку с макаронами по-флотски и ставит на прикроватную тумбу.
— Ещё что-нибудь?
— Можно ещё… градусник?
— У тебя температура? — сдвигает брови на переносице.
— Что-то знобит. Надо проверить.
Пока Миша ходит за градусником, я набираю полный рот горячих макарон, что аж слёзы на глазах выступают. Чёрт как горячо-то!
Ну, ничего, Маша. Любовь требует жертв.
Любовь? Я сказала любовь?
— Так, измеряй при мне. Я должен убедиться, что у тебя нет жара, — вернувшись, Миша практически запихивает электронный градусник мне в рот.
— Если есть температура, то придётся тебе напиться лекарств и сидеть в комнате. Очень жаль, Марья Алексевна, — хмыкает Бурый, и мне кажется, что как-то уж больно театрально, но я не успеваю проанализировать, так как он продолжает говорить, — потому что мы с девочками решили посмотреть на ночь кино и хотели позвать тебя с нами. Но… раз ты так плохо себя чувствуешь…
Я уже собираюсь запротестовать, как вдруг градусник начинает бешено пиликать, и Миша вырывает его у меня изо рта.
— Сорок два?! Да ты без двух минут труп, Марья Алексевна!
— Этот градусник неисправен! — выскочив из-под одеял, выхватываю устройство из Мишиных рук, затем хватаю его ладонь и прикладываю к своему лбу. — У меня не может быть такой температуры. Вот, чувствуешь? Он… сломался.
— Да? С чего бы это? Я его только купил.
— Значит, ты его уже сломанным купил! Надо тщательнее выбирать такие вещи. У тебя всё-таки двое детей.
— Так значит… ты нормально себя чувствуешь? — поднимает он брови.
— Нет, ну я всё ещё очень слаба. Но температуры такой у меня точно быть не может. Так что… кино я могу посмотреть вместе с вами. Да.
— Уверена?
Я судорожно киваю.
— Тогда бери одеяло и топай в гостиную. И ещё, Марья Алексевна…
— Да?
Миша наклоняется ниже, обдавая своим горячим дыханием мои губы.
— Окно закрой, — шепчет он и выходит.
Чёрт! Я и правда окно закрыть забыла!
* * *
— Мне кажется, сценарий к этому фильму с тебя списали, Маша. Героиню однозначно с тебя, — хмыкает Бурый, не отводя взгляд от экрана телевизора.
Я кошусь на него, боясь сглазить собственные мысли. Неужели Миша снова начал шутить? А то практически весь фильм мы смотрим молча. Только девочки периодически смеются над главной героиней, которая то падает, то что-то роняет. В общем, прям как я в последние дни.
— Они не могли списать с меня сценарий, — шепчу в ответ. — Потому что я такой вовсе не была, пока к тебе на каникулы не попала.
— А, то есть я во всём виноват.
— Нууу… сто процентов у этого места уникальная энергетика. Кажется, как только я переехала на своей ласточке определённую черту, как со мной какая-то фигня начала происходить.
Вот блин, зачем я машину упомянула? Сейчас Миша скажет, что надо поскорей её доделывать и отправлять меня домой. А я не хочу домой!
— Ты в Медвежьем треугольнике, Марья Алексевна. Там Медвежье озеро, — Бурый указывает пальцем вправо, затем влево. — Там Медвежья гора, а сзади нас Медвежий лес. Смотри, как бы тебя без вести пропавшей не объявили.
— Хорошо, что хоть мобильная связь у вас здесь работает…
— А то Кирюша бы перепугался?
Прикусываю губу и поворачиваюсь к Бурому лицом. Он тоже в свою очередь поворачивается ко мне. Мы сидим на диване совсем близко. Наши плечи слегка соприкасаются. В темноте и из-за мерцания телевизора Мишины глаза светятся странным светом. Я какое-то время застываю в них взглядом и словно не могу пошевелиться.
Наверное, мне просто очень жарко под одеялом, потому что шея и грудь начинают гореть. Хотя, кого я обманываю? Всё дело в нём! В этом проклятом Бородаче и его близости, которая действует на меня подобным образом.
— Можете не разговаривать? Мы вообще-то кино смотрим, а из-за вас ничего не слышно, — бурчит Вася, напомнив мне, что мы тут не одни, а вместе с девочками.
Я передёргиваю плечами и вновь перевожу взгляд на экран. Боковым зрением отмечаю, что Миша к экрану не поворачивается.
— Ты не замёрзла, Марья Алексевна? А то что-то всего одно одеяло с собой взяла. Может, второе принести и чай ещё сделать? Погорячее, — наклонившись ниже, шепчет Бурый.
Мне даже кажется, что он слегка касается губами моего уха, потому что я ощущаю его улыбку на своей коже. Кроме улыбки ещё мурашки и жжение где-то внизу живота.
— Нет… мне нормально, — откашливаюсь, чувствуя, как от жара у меня по спине пот стекает. Я бы вообще сейчас всё с себя скинула.
— Да? Ну, ладно. А то я подумал, может, тебя приобнять, чтобы тебе теплее было. Но раз ты не замёрзла…
