Боясь, что сгоряча он запретит нам с Наташкой встречаться, я решилась на то, что поначалу считала невозможным, а именно – рассказала ему все про Педаченко и Джека Потрошителя.

Юрка слушал вполуха, словно бы нехотя, но, когда я дошла в рассказе до статьи в журнале и назвала адрес, где до ареста проживал Педаченко, Юрка несколько изменил свое мнение. Нет, он все еще хмурился, но было ясно, что он больше не сердится, а просто пытается определить реальную степень опасности изложенных мною фактов.

– Почему же вы мне обо всем не рассказали? – спросил он ворчливо. – Вместо того чтобы глупо лезть на рожон… – Он раздраженно махнул рукой.

Тогда я начала перечислять причины:

– Во-первых, как мы могли знать, что все именно так закончится? В тот момент, когда мы решили съездить в Свияжск, нам с Наташкой ни с какой стороны ничего не угрожало. Если бы я лично знала, что за мной в поезде будет охотиться убийца со скальпелем, то не то что к поезду, к вокзалу бы не подошла на пушечный выстрел. Что я, камикадзе какой-нибудь? Во-вторых, до того, как мы услышали от Пахомыча эту историю и увидели статью в журнале, которая подтверждала его рассказ, все разговоры о переселении душ казались мне… как бы это сказать поточнее… надуманными. Слишком фантастичными, чтобы быть правдой, не так ли? Вот скажи, ты бы поверил, если бы дня два назад я пришла к тебе и заявила: «На вашей вечеринке один из гостей тронулся умом, посмотрев в волшебное зеркало, и превратился в кровавого маньяка, потрошащего женщин и девушек. И ты, кстати, тоже в числе подозреваемых, так как в комнату входил и зеркало видел».

Юрка крякнул и шумно выпустил через нос воздух. Я решила, что таким образом он продемонстрировал признание моей правоты.

– Совершенно нелепая история, – проворчал он затем недовольно.

– Ага. Ни за что бы в такое не поверила! – поддакнула Наталья, учуяв, что гроза миновала и головомойка откладывается на неопределенное время. Из неосторожных авантюристок мы в одночасье превратились едва ли не в героинь, действующих смело и решительно.

– Хорошо, – нарушил молчание Юрка, нервно проводя рукой по волосам, и добавил многозначительно: – Допустим – только допустим! – что ваши выводы насчет разбушевавшегося призрака верны…

– Почему это «только допустим»? – перебила его я довольно непочтительно.

– Потому что слишком много дыр в твоей теории.

– А я не вижу ни одной, – упрямо возразила я.

Юрка усмехнулся:

– Это дело поправимое. Смотри: Потрошитель, раз уж речь идет именно о нем, убивал только проституток, а у нас налицо совершенно порядочные женщины.

– Много ты понимаешь! – неожиданно вступилась за меня Наталья. – Инесса на мужиках повернутая была, да и Милочка совсем не ангел. Пусть они денег в прямом смысле этого слова и не брали, то бишь не имели фиксированной таксы, но – я уверена – от подарков не отказывались, что, в принципе, одно и то же. А уж Турков-то своей обоже наверняка и деньжат подкидывал. Что-то не верится мне в их великую взаимную любовь, такая вот я циничная.

– А как ты пришьешь сюда ту молоденькую балерину из театра? – усмехнулся Юрий. – Она же совсем ребенок и в твою теорию совершенно не вписывается.

– Ну…

– Да еще Агнешка, подруга твоя… Ее-то за что убивать? Или я про тебя, Пчелкина, чего-то не знаю? – язвительным тоном поинтересовался нахал.

Я покраснела, зато Наташка нашлась сразу:

– Ну, с Агнешкой дело ясное. Дело не в ее моральном облике, а в том, что вечно сует нос куда не надо. Тут у кого хочешь руки зачешутся.

Я открыла рот в безмолвном пока протесте. Юрка громко заржал. Наташка, спохватившись, тихо ойкнула, сообразив, что ляпнула что-то не то, и пробормотала:

– Прости, Агнешка.

– Ладно, пинкертоны, с вами все ясно, – подвел итог Юрка. – Теория однозначно требует доработки. Вопрос в другом.

– В чем? – спросили мы хором.

– Стоит ли и дальше копаться в этом деле? Если я правильно понял, то наиболее подозрительно в данном случае выглядит Турков. Так вот, стоит ли поговорить с ним по душам, как вы думаете?

– Ни в коем случае! – воскликнула я и даже замахала руками.

– Но почему? – искренне удивился Юрка. – Прижмем его, потребуем предъявить алиби…

– А что, если оно у него есть? – прищурилась я.

– Если он виновен, то вряд ли.

– Ага, как же! Да у всех преступников фишка такая: первым делом позаботиться об алиби. У них оно всегда отменное.

– А ты-то откуда знаешь?

– Детективы люблю. Там про это написано.

– А в твоих книжках случайно не написано, что делать героине, если ее положение приближается к критическому? В том смысле, что ее того и гляди прихлопнут?

– Это ты про кого?

– Догадайся с трех раз… – недобро усмехнулся Юрка.

– Кажется, это ты про меня… – вздохнула я грустно.

Юрка ничего не ответил, но мне и без его ответа вдруг сделалось так тоскливо, что хоть волком вой. Прикидывала я и так, и эдак, что мне следует предпринять дальше, но на ближайшее время ничего не придумала, зато в голове у меня начал складываться план на завтра.

Если кто-то может сказать что-нибудь об этих современных подростках после того, как взглянет на них всего пару раз, значит, он разбирается в них лучше меня, хотя я и ушла от подросткового возраста не слишком далеко. Они одеты в невообразимые шмотки самого дикого покроя и убийственно-неестественных цветов, размалеваны, как ирокезы, и болтают глупости, способные вогнать в краску портового грузчика. Речь их нашпигована такими словечками, понять которые можно, только воспользовавшись услугами переводчика, а мозги затуманены компьютерными играми. Но даже если они выглядят земными ангелами, как, например, Настя Грачева, то обольщаться не стоит и в этом случае.

Да, тут было что-то не то. С самого моего появления на пороге Настиной квартиры утром следующего дня я почувствовала, что ее огромные глаза смотрят мне прямо в лицо с непонятным, настороженным выражением. Ну что же, если девчонка решила попробовать просверлить у меня во лбу дырку – бог ей в помощь, мешать не стану. В свою очередь, я время от времени тоже посматривала в ее ясные глазки и улавливала в глубине зрачков затаившееся волнение. Но не страх. Что-то другое, вроде беспокойства или, лучше сказать, отчаяния. Нечто подобное, как мне кажется, испытывает мелкий воришка, пойманный на месте преступления.

Воришкой благовоспитанная Настя была вряд ли, но что-то ее все же беспокоило. Она еще не решила для себя, к какой категории меня следует отнести. Для ее ровесницы я была слишком стара, но и в разряд родителей не годилась. Настенька явно была в затруднении, не зная, как себя вести. Мы сидели на скромно обставленной кухне за довольно шатким столом и, каждая со своей стороны, пытались оценить возможности друг друга, ведя поначалу ничего не значащий разговор.