Если бы ты был здоров, дружок.

Тьма струилась, сливаясь с перьями.

— Пришла, темница?

Я обернулась. Осторожно закрыла створку окна.

— Пришла. Кстати, вы не назвали своего имени, а я своего, так что по сути, официально наш договор не действителен. Но для меня это не важно.

— Просто ты еще молода. Тебе что-нибудь нужно? — вероятно, она волновалась. Она — да, а я, к своему искреннему удивлению, нет.

— Нужно укромное место, где нас никто не увидит.

— Даже не знаю, — с явным сарказмом произнесла слепая. — Но в саду усопших никого не должно быть, посетители приходят позже, смотрители еще спят. Идем туда.

Входная калитка открывалась не ключом — щеколду нужно было повернуть каким-то хитрым образом, что моя спутница проделала с привычной ловкостью, очевидно, не в первый раз. В саду действительно было пустынно и тихо, но я шла и шла вглубь, а незрячая женщина — за мной, вероятно, прислушиваясь к звуку моих шагов, не задавая никаких вопросов. Вороков не наблюдалось. Мы дошли до могилы родителей Гериха, а я вдруг подумала, что если бы они действительно оказались ему неродными — в конце концов, никакого внешнего сходства с Отавией у инквизитора не было — все было бы хоть немного, но проще.

Слепая женщина с выжженной душой стояла за мной. Я чувствовала ее спиной. Мне не было нужды прикасаться, класть руки на глаза. Тьма потянулась, хищно, жадно, обхватила ее лицо, превращая его в кокон, отыскивая в телесной памяти прежние ощущения. Мне казалось, что из меня живьем тянут жилы.

…Это было сложнее, чем с лисой, чем с Саниной дочкой. Больнее. Мне казалось, тьма в этот раз была скорее посредником между мной и женщиной, орудием, а все силы, которые понадобились ей, словно отрывались от моей собственной плоти. Я опустилась на колени, сквозь мокрые ресницы глядя на табличку с именами Риммы и Алоиза Иститор. Буквы расплывались в глазах.

* * *

Трудно было сказать, когда я пришла в себя и головокружение, раздражающее мельтешение черных точек в глазах отступило. Где-то вдалеке раздавались голоса, и я встала, не без труда, но и без особых проблем. Отряхнула юбку — руки нехорошо тряслись от слабости — и медленно побрела назад. Женщины, чье имя я так и не узнала и в чьи глаза так и не посмотрела, нигде не было видно. То тут, то там бродили посетители, редкие, озабоченные собственными заботами и горестями. Пара-тройка вороков пристально следила за увесистыми мешками в их руках.

У выхода я столкнулась со служителем Лиратом.

— Светлого неба, милая ласса Альта! — обрадовался он. — Как поживает ваша книга?

— Приходится прерваться ненадолго, к сожалению, — вздохнула я. — Я вынуждена уехать из города на какое-то время. Родные переживают из-за мора.

Служитель посерьезнел.

— Да, мы все будем молить Светлое небо о скорейшем избавлении от напасти. Вам удалось навестить ласа Ригеля?

Мы немного поговорили о служители-архивариусе и моей гипотетической книге, о море и молитвах небу, а потом я сказала, что вынуждена поторопиться. И это была почти правда — Риза могла вызвать мне экипаж уже на сегодня.

Лас Лират попрощался со мной, а потом неожиданно крикнул вслед:

— А ведь чудеса-то иногда случаются, ласса Альта! Слава Небу.

Я обернулась.

— Что вы имеете в виду, лас?

— Ворк, если помните, мой домашний ворок со сломанным крылом… Он сегодня взлетел, ласса. Вы представляете? Полетал пару кругом над домом, потом вернулся, и снова улетел…

Я подняла голову в небо. Солнечный свет ударил в мою и без того больную голову, черные мушки заплясали снова.

— Это действительно чудо, лас. Я очень и очень рада.

Глава 28

Никогда еще раньше я не отсутствовала дома так долго. Две седьмицы — казалось бы, мелочь, но я вдруг поняла, как же соскучилась по ним по всем. И Север, и Телар словно вытянулись, подросли, и мне казалось, что никаких купленных мною гостинцев не будет достаточно для того, чтобы передать то, что я чувствую. Я приехала днем, уставшая безмерно после бессонной ночи и утреннего эксперимента с тьмой и слепой женщиной, и сразу погрузилась в шумную суету повседневности: помогала матери по дому, возилась с братьями, рассказывая им о городе, была оживлённой и радостной. Изо всех сил старалась быть. Заработанные в городе деньги собиралась отдать матери, но та не взяла. Так я и завязала их в мешочек и убрала в сундук — тратить пока было особо некуда.

— Как там Саня?

Мать неопределённо пожала плечами.

— Ей… нелегко.

— Самочувствие плохое?

— И по самочувствию, и в целом.

— Можно, я к ней схожу?

Мать посмотрела на меня как-то странно, и мне стало не по себе.

— Сходи. Не задерживался только.

— Конечно.

Я и не собиралась задерживаться. Но…

Но выйдя от Сани — действительно, уставшей, погасшей, потяжелевшей, округлившейся не только на живот, но и на лицо, я, сама не знаю, как, оказалась у ворот Вилора. Остановилась, разглядывая знакомую до мельчайших трещинок деревянную поверхность.

Разумеется, Вилор не обладал даром предвидения, и некому было сказать ему о моем приезде, да и вернулась я на седьмицу раньше обещанного… Вилора вообще могло не быть дома, или — волна бессмысленной ревности обожгла меня, как молодая злая крапива — он мог быть не один. И все равно, мне не хотелось звонить в придверный колокол. Я стояла и ждала, глупо, молча, сама не зная, чего.

Дверь открылась неожиданно, резко — я не успела испугаться. В том особенном перламутровом полумраке светеня серые глаза Вилора казались почти серебряными, с нотками черноты.

— Тая… — почти растерянно говорит он. — Тая, приехала…

Он стоит по одну сторону от порога, я — по другую.

Все так же молчу, и Вилор, наконец, делает шаг в сторону, одновременно с почти робким приглашающим жестом.

Но я не могла даже шевельнуться, словно приклеилась к земле. И просто смотрела на него, а сумерки, казалось, сгущались, темнели, словно сквашивалось молоко.

Вилор ухватил меня за руку, буквально втащил во двор, закрыл дверь на щеколду. Притянул к себе, ожидая, должно быть, что я уткнусь лбом ему в грудь. Но я продолжала молчать и смотреть ему в глаза, ощущая острую необходимость какого-то безумного выплеска, нелепой выходки… Но ничего не делала, никуда не бежала сломя голову с диким криком. Стояла. Молчала.

Вилор протянул руку, погладил меня по щеке, запустил пальцы в волосы, обхватывая затылок, подтянул к себе и поцеловал, легко, не по-настоящему. Не так, как мне бы хотелось. Не так,