— Боюсь, что меня и с тобой вдвоем не пустят.

— А ты сбеги! Ну пожалуйста! Ну что тебе стоит? А для меня это такой вопрос… Ну не могу я допустить, чтобы Виктор уехал. Он такой славный дядька! Я с ним попрощаться хочу.

Костик был в замешательстве. С одной стороны, он Вована понимал. Но с другой… как быть с бабушкой?

— А мы быстренько! Одна нога здесь, вторая тоже здесь. Туда и обратно. Что мы, за полчаса не управимся? Не чаи же нам там с ними распивать. Прибежим, попрощаемся, телефонами обменяемся и назад. Ты же знаешь, я в следующем году в художественное училище поступать хочу. Вот бы мне Виктор в этом помог.

Вован и впрямь рисовал недурно. Как при пустой башке рука приятеля умудрялась действовать так здорово, Костик не понимал. Но то ли в голове у Вована все-таки что-то имелось, то ли как-то иначе, но те единственные пятерки, которые Вован все-таки приносил домой, были у него в младшей школе по рисованию, а в средней по черчению. Ну, и еще по физкультуре, но это уже так, к слову.

— Так что? Сходим?

— Нет.

Вован ожидал другого ответа. Он весь сгорбился от огорчения. Лицо его сморщилось. И Костику даже показалось, что приятель сейчас заревет. Но Вован взял себя в руки.

— Тогда я один.

— Пойдешь?

— Пойду.

И Вован двинулся прочь. Шел он нарочито медленно, разве что не оглядывался на Костика. И тот не выдержал.

Догнав приятеля, он буркнул:

— Ладно! Сходим! Только быстро!

И пригибаясь, чтобы их не заметила из окна бабушка, ребята бросились бежать в сторону речки. Мост через Заяц был уже снова подремонтирован наиболее рукастой частью мужского населения Бобровки. И надо было надеяться, что в таком состоянии переправа простоит еще хотя бы какое-то время. Мальчики проворно преодолели мост и поднялись на холм. Вот и деревья, за которыми прячется домик художника.

Как только друзья увидели его, радости их не было предела.

— Успели!

Окна дома светились ярким теплым светом. Было ясно, что, несмотря на поспешность, художник и его жена решили отложить отъезд на утро.

— Скорей!

Перепрыгнув через ограду, ребята побежали к дому. При этом Костик почувствовал какой-то дискомфорт, словно бы что-то было неправильно. Но что именно не так, он понял, лишь подбегая к самому дому.

— Вован! — прошептал он. — Собаки не слышно.

— Что?

— Рой не лает.

После того как Барон выбыл из строя, охрану жилища возложили на Роя. Он не слишком-то бурно радовался этому, но обязанности свои старался выполнять честно. Выбегал навстречу посетителям, лаял, радовался. Но сейчас собаки не было ни видно ни слышно.

— И что? Может, в лес убежал. Какой из него сторож?

С тех пор как Рой убежал и оставил их наедине с дядей Лешей, Вован не питал расположения к спаниелю.

— Несерьезный пес! Никакой ответственности!

Но Костика все же что-то смущало. Даже если Рой и убежал, из дома должен был подать голос Барон. Уж он-то их бы точно услышал.

— Погоди, — прошептал он. — Что-то здесь не так. Не надо сразу идти туда. Сначала осторожненько заглянем к ним.

Вован не стал спорить. Привык, что головастый приятель плохого не посоветует. Они подошли к окну и заглянули в него. У Костика возникло что-то вроде дежавю. Казалось, совсем недавно он точно так же заглядывал в окна дома художника. Тогда он еще не знал, какой это славный дядька. Подозревал его черт знает в чем.

Внезапно до него донесся шепот Вована:

— А этому-то что здесь нужно?

Вован тоже смотрел в окно. И уши у него недоуменно шевелились. Была у Вована такая особенность — когда он чему-то сильно удивлялся или чего-то опасался, уши у него начинали сами собой шевелиться. Другие граждане поумней Вована, может, и хотели бы уметь шевелить ушами, да никак не получается. А вот Вован, может, и не хотел, да только уши жили у него своей собственной жизнью.

— Кто там?

— А вот посмотри!

В той комнате, в которую смотрел Костик, все равно ничего интересного не было. И поэтому он с радостью передвинулся поближе к Вовану.

— Это же Всеслав Всеволодович!

— Вот именно! — огрызнулся Вован. — А что ему здесь нужно? Как думаешь?

Костик покачал головой. Этого он не знал. Но судя по тому, как уверенно двигался директор музея по дому художника, как по-хозяйски переставлял стулья и даже двигал стол, он бывал в доме художника не первый раз и чувствовал себя в этом месте как дома.

— Что ему здесь нужно?

— И где Виктор?

Директор музея ходил взад и вперед по комнатам, меряя их нервными шагами. Друзьям пришлось попотеть, чтобы проследить за его передвижениями. Тот явно что-то искал. Он заглядывал в угол, отодвигал занавески, и ребятам пришлось проявить сноровку, чтобы не быть обнаруженными. Всеслав Всеволодович открывал дверцы шкафов и даже заглянул в холодильник, который стоял на кухне.

— Кого он там ищет? Виктора?

— Тихо! Он идет сюда!

Ребята едва успели спрятаться, как Всеслав Всеволодович появился на улице. Вид у него был раздосадованный до крайности.

— Да что же это такое? Да где же это? — бормотал он, скребя ногтями свой подбородок с такой силой, что хруст стоял на всю округу. — Где же он? Куда подевался?

Вован толкнул приятеля.

— Точняк, художника ищет!

Тем временем Всеслав Всеволодович достал телефон, набрал чей-то номер, а потом какое-то время стоял, сосредоточенно прислушиваясь. Затем он выругался, убрал телефон и подошел к дверям мастерской.

— Где же? Где же? — бормотал он. — Нет, никак не мог ожидать такого. Возмутительно! А еще профессионал! Еще мастер своего дела называется!

Потоптавшись возле мастерской, Всеслав Всеволодович сделал то, что никак нельзя было ожидать от внешне такого положительного директора музея. Всеслав Всеволодович, словно какой-нибудь хулиган, внезапно схватил с земли обломок кирпича, размахнулся и, прежде чем ребята успели охнуть, метнул кирпич в окно мастерской. На землю брызнули осколки стекла, а директор музея, вместо того чтобы убояться содеянного, как мальчишка радостно подпрыгнул на месте.

— Есть!

Затем он снял с себя куртку, обмотал ею руку и принялся осторожно вынимать осколки стекол, стараясь не пораниться при этом. Когда отверстие стало достаточно большим, чтобы сквозь него мог пролезть взрослый мужчина, не опасаясь располосовать свои брюки и прочую одежду, директор подтащил к окну скамеечку, встал ногами на ее красивую кованую спинку и осторожно пролез в мастерскую.

— Чего он там забыл?