Во-вторых, Анестэйша попросила ничего не сообщать её отцу и не выдавать ему, если он вдруг узнает, что она учится в Академии Космического Флота. С последним условием дела обстояли сложнее, так как если Игнар Радосский по каким-либо причинам узнает, что его дочь учится в Академии и потребует её возвращения, им придётся пойти ему навстречу. По межгалактическим законам, Стасе ещё нет двадцати одного года, а, следовательно, они не имеют право не выдать девушку её отцу. В противном случае между Захраном и Космическим Флотом начнется вооружённое противостояние, так как пребывание Анестэйши на стации будет расцениваться всем миром как удержание несовершеннолетней личности и препятствование встречи с родственниками. Большинство разумных рас встанут на сторону Игнара Радосского.

Всё это Юлиан попытался донести до девятнадцатилетней девушки, и был поражён тем, насколько Анестэйша здраво подошла к ситуации и согласилась на условие «просто ничего не сообщать Игнару Радосскому». Общение с Анестэйшей принесло желаемое облегчение, надежду, а главное – удовлетворение. Юлиан готовился к встрече с взбалмошной девчонкой мультимиллиардера и был приятно удивлён, встретив здравый смысл и способность трезво смотреть на вещи.

***

С тех пор, как Станислав побывал в его боксе, Киар Леру больше не навязывал свои разговоры парню, но время от времени наблюдал за ним через камеры, следил. В конце концов, несмотря на личную неприязнь кадета Радонежского, тот оставался его подопечным, как успокаивал сам себя командор. Киар ежедневно отдавал команды цифровому помощнику выяснить по камерам, где, с кем и сколько времени проводит Станислав. Кадет исправно посещал все лекции, большую часть времени проводил в собственном боксе, получал хорошие отметки, действительно старался учиться.

Приятным сюрпризом для Леру стало то, что кадет каким-то образом договорился с Диком Раймоном об индивидуальных занятиях. Первый раз, когда командор увидел, что эти двое уединяются на полигоне и начинают разминаться, он ожидал очередную драку. Но вместо драки последовал урок с обманными подсечками и бросками, урок, который мог бы преподать сам Леру Станиславу, но вместо этого злоупотребил доверием кадета и устроил самый настоящий эмоциональный взлом сознания своему курсанту. Повезло, что тот не остался слюнявым идиотом после этого… а ведь мог бы.

Больше всего Киара задевали эмоции Станислава. Его кадет был убеждён, что основная опасность на станции исходит от самого куратора. Последние слова Станислава постоянно крутились у него в голове:

«Командор, я не знаю, что Вы себе надумали, но Вы ошиблись в своих догадках. У меня всё в порядке. Капитаны Валлуни и Рувз не сделали мне ничего плохого, как и Игнар Радосский. Если у Вас всё, то, пожалуйста, отпустите меня, и я пойду к себе. У меня ещё много уроков».

Скорее всего, капитаны Валлуни и Рувз действительно ничего не сделали кадету Радонежскому. Пока не сделали. По видеозаписям Киар смог отследить, что Стивен несколько раз задерживал Станислава после занятий, а Теонора с ним явно флиртовала, хотя последнего кадет не замечал в упор. Но Леру видел, как перекосило кадета, когда он впервые упомянул имя Игнара Радосского, он был готов поклясться своими рогами, что Станислав в тот миг испытал стыд, испуг и массу других неприятных эмоций. Выходит, Станислав настолько ему не доверяет, что решил соврать, чтобы куратор просто не лез в его жизнь. Разумная часть Киара твердила о том, что надо перестать назойливо врываться в жизнь мальчишки, которому, судя по всему, и так досталось. Командор испытывал стыд перед кадетом и за то, что подверг его эмоциональному взлому, и за то, что после этого напомнил ему о прошлом, о котором тот явно предпочитал не думать. Но другая часть Киара, питающаяся эмоциями, выжигала его изнутри, заставляя искать случайные встречи с кадетом.

– Вы просили доложить, когда кадет Радонежский вновь появится на офицерском этаже. Он только что вошёл в лифт и отдал распоряжение подняться на верхний уровень, – сообщил цифровой помощник куратора направления.

Командор Леру оторвался от своих дел и кинул взгляд на часы.

– Шварх! Что забыл Станислав на офицерском этаже в десятом часу вечера? – произнёс он раздражённо сам себе под нос и вскочил с места, чтобы успеть перехватить кадета или хотя бы понять, кого Стас навещает так поздно, ведь камер на офицерском этаже не стояло.

Мысли Киара крутились вокруг ненавистного капитана Валлуни и этой двуличной пикси Рувз. К кому бы из них двоих Стас ни приходил так поздно вечером, но он заранее пообещал себе, что как минимум напишет рапорт, а как максимум, самолично сделает эмоциональное внушение обоим капитанам, чтобы те даже не думали совращать его кадетов.

Выбегая из своего бокса, Киар столкнулся нос к носу с Аврелией. Она как всегда была соблазнительна и на этот раз, собираясь на свидание к своему мужчине, вместо официального комбинезона надела тонкое обтягивающее бордовое платье, которое невероятно шло ей и оттеняло фиолетовый тон кожи.

– М-м-м-м, Киар, ты ждал меня? – девушка подумала, что Леру специально для неё лично открыл дверь своего бокса.

Но это было не так.

– Ох, Аври, прости, я совсем забыл! – кинул Киар через плечо девушке, даже не сделав комплимента её вечернему наряду. Лифты ездят быстро, у него не было лишних секунд. – Давай в другой раз.

Только когда он увидел цваргу, в голове командора на миг всплыло его обещание провести с Аврелией этот вечер. С тех самых пор, как Стас вышел из бокса куратора, у Леру-младшего пропала личная жизнь. Целый месяц он был настолько занят преподаванием и слежкой за кадетом Радонежским, что на Аврелию у него не оставалось ни сил, ни времени. По крайней мере, так он говорил сам себе, стараясь не думать о том, что всякий раз приходя на лекции технического направления, первым делом искал взглядом тонкую фигуру Стаса.

Киар всё чаще и чаще стал ловить себя на том, что испытывает ненормальное, почти мучительное желание увидеть Стаса, услышать его пряные эмоции с ноткой мускуса. Командор слышал о том, что у цваргов бывает привыкание к определённым бета-колебаниям гуманоидов, которое со временем перерастает в острую потребность постоянно пребывать поблизости, но до сих пор считал это чушью. Его преподаватель в старших классах много лет назад даже высказал теорию о том, что хвост с острым шипом на конце дан цваргу для того, чтобы защищать себя и свою самку, а чувствительные к эмоциям рога – для того, чтобы её найти и не ошибиться. Каир вспомнил, как зло высмеял и раскритиковал в пух и прах теорию своего сумасшедшего учителя и ушёл с урока, громко хлопнув дверью. Теперь же он всё чаще и чаще стал задумываться о том, что стоило дослушать старика до конца. Возможно, он даже и принял бы эту вопиюще дикую и странную гипотезу, если бы сейчас испытывал потребность в приторно-сахарных эмоциях сексуальной Аврелии, а не притягательном мускусном послевкусии на языке после общения с каким-то мальчишкой.

Какого шварха он постоянно о нём думал? Пару недель назад Киар Леру разозлился сам на себя и, чтобы отвлечься от Стаса, сам вызвал Аврелию в свой личный бокс, но цварга неудачно выбрала освещение. Когда она разделась и подошла к Леру, синие светодиоды подсветки бокса отразились в её глазах, и вместо знакомых изумрудных на него посмотрели пронзительные ярко-синие. От понимания, с участием кого у него в голове пронеслись самые развратные мысли, горло командора как будто стянуло удавкой. Шварх! Так не должно происходить!