мне! Что, если воры пробрались? А там Прошка один, да Тимофей Яковлевич под замком! Хорошо хоть Евдокия у сестры ночевать осталась!

Меня словно подбросило в кровати. Только не парикмахерская! Если с ней что-то произойдет, я останусь без заработка на неизвестное время! А такой вариант был очень вероятен. Мало сюда являлось бандитов?

- Разбуди только Селивана! – тихо сказала я. – Шум не поднимай!

- Хорошо! – Акулина убежала, а я подошла к окну и, забравшись на подоконник, спрыгнула вниз. Так будет намного быстрее.

Шум я услышала, как только подошла к двери парикмахерской. Окна были задернуты шторами, но даже через них удавалось различить движущиеся силуэты, один из которых выглядел нереально высоким. Что это такое? Плюс к этому парикмахерская озарялась тусклым светом, словно хулиганы и не собирались прятаться. Они там что, вечеринку устроили?

- «У каждого есть дух, который нужно совершенствовать, тело, которое должно быть тренировано, и путь, который должен быть пройден»*, - прошептала я, повернув в замочной скважине ключ. Ну, нравилось мне пафосно произносить цитаты великих мастеров единоборств, что поделать. Я ворвалась в зал и гаркнула: - Ку-ку, ёпта! Всем лежать, бояться и просить у мамочки пощады!

- А-а-а-а! – раздался громкий вопль, а за ним и грохот. – У-у-у-у! Едрена кочерыжка!

Я с шоком наблюдала, как с высокой стремянки летит Тимофей Яковлевич и падает прямо на пятую точку.

- Еленочка Федоровна, что ж вы так дядюшку испужали?! – послышался звонкий голос Прошки. – У него все косточки в портки посыпались!

- Что вы здесь делаете?! – рявкнула я на них, хотя уже начинала понимать, что здесь происходит. Прошка и Тимофей Яковлевич наводили порядки. Они уже смастерили из сундуков пеналы. И, похоже, дядюшка красил один из них, взобравшись на стремянку.

- Помочь хотели… - мальчишка тяжело вздохнул. – Думали, вы проснетесь и обрадуетесь…

- Вы что, всю ночь здесь провели? – восхищенно спросила я, оглядываясь. – Покрасили всю мебель… Какие молодцы!

- Молодцы! Да только мне теперь ни разогнуться, ни согнуться! – запричитал дядюшка, хватаясь за поясницу. – Что ж ты, будто коршун, залетела?!

- Я решила, что сюда бандиты какие-то забрались! – начала было я объяснять сложившуюся ситуацию, но не успела.

- Порублю иродов! На кусочки порублю! Места живого не оставлю! – в парикмахерскую влетел Селиван с топором. Он был помятым со сна, но готовым к бою. – Барышню мою обижать?!

- Тише! Тише! – остановила я его. – Здесь все свои!

Дядюшка со стоном опустился в кресло, а Селиван недоуменно завертел головой.

- Акулинка сказала, что грабят нас…

- Ошиблась она. Это наши решили здесь порядок навести, - я тоже опустилась в кресло, испытывая облегчение. Слава Богу, в этот раз не пришлось драться. Но тут у меня появился вопрос к дядюшке. – Ты как из комнаты вышел, Яковлевич?

- Это я помог… - Прошка виновато хлопнул глазками. – Тимофей Яковлевич изъявили желание добра вам понаделать…

- Изъявил! – с готовностью закивал дядюшка. – Так и было!

- «Добра понаделать»… это прям как угроза звучит, - проворчала я. – Совсем недавно мне никто помогать не хотел…

- Одумался я, - Тимофей Яковлевич стрельнул в меня недовольным взглядом. – Не зверь, поди, чтобы злобою упиваться…

Похоже, дядюшке надоело его заточение. Да и ароматы, несущиеся из кухни, делали свое дело.

- Ну и замечательно! – я довольно потерла руки. – Значит, поутру начнем доделывать все то, что вы не успели. Сделаем завтра выходной в парикмахерской. А как управимся, так и праздник устроим!

- Праздник! – радостно взвизгнул Прошка. – Я хочу праздник!

- Давайте уже досыпать до рассвета, - я громко зевнула. – Чего уж теперь здесь околачиваться. Вот вы учудили! Молодцы! Слов нет! Порадовали!

Вскоре все разошлись по своим комнатам, и до самого утра в парикмахерских чертогах царила тишина.

Утром, как и обещала, явилась Минодора. Она выглядела бодрой и готовой продолжать, но все же девушка пожаловалась на матушку. Та никак не могла понять, что произошло с ее кровинушкой. Она промолчала, когда дочь отказалась от жирных щец. Но когда та отказалась откушать каши с жареными цыплятами, а после и выпить чаю со сливками, да с сахаром вприкуску, закатила скандал. Купчиха даже поблагодарила Бога, что Жлобин с сыном уехали на целый месяц по каким-то делам и не видели такого непотребства.

Степанида Пантелеймоновна кричала, что ежели Минодора кушать не станет, то отощает, и все женихи мимо проскочат. На это девушка ответила, что ее и так десятой дорогой обходят, потому что из ее платья можно бедной девке целое приданое сшить.

После этого матушка совсем осерчала. Даже пыталась лишиться чувств, но служанка вовремя сунула ей под нос нюхательные соли.

Минодора закончила свой рассказ и тяжело вздохнула. Нелегко ей было. К борьбе с лишним весом присоединилась борьба с непониманием близким. Порой именно это сводило на нет все усилия. Оставалось только верить в силу воли купеческой дочери.

- Что мы делать сегодня станем? – Минодоре не терпелось стать красавицей. – Ты еще слово такое мудреное говорила, да я забыла уж…

- Тренировки, - я задумчиво оглядела ее. – Нет, сегодня обойдемся без тренировок. У тебя наряд неподходящий.

- А какой надобно? – девушка посмотрела на свое светлое платье в розочку.

- Пойдем, покажу.

Мы поднялись наверх, и я продемонстрировала Минодоре свой тренировочный костюм. От изумления у купеческой дочери челюсть отъехала вниз.

- Святые угодники… Да разве можно девице в таком ходить?

- Мы в этом не ходить будем, а тренироваться. Не увидит тебя никто! – успокоила я ее. – Сама сшить сможешь?

- Да чего тут шить-то… Только как-то боязно мне. Что если кто меня в таком непотребном виде узрит? – девушка приподняла мои шаровары, внимательно рассматривая их с таким видом, будто перед ней не перекроенное платье, а наряд венецианской куртизанки. – А?

- Никто тебя не увидит! – снова повторила я. – Мы в таком месте тренироваться будем, где чужих глаз не будет.

- Ладно. Если ты говоришь, значит, так и есть. К завтрашнему утру все сделаю, - пообещала она. – А сейчас мне чем заняться? Я ведь если домой пойду, соблазняться калачами начну.

- Ходить! Два часа! А потом вечером еще два часа. Поняла? – я «пошагала» пальцами по воздуху в сторону Тверской. – Пока ноги