Дорога – прямая, как стрела, к тому же только что омытая дождем, блистала, словно натянутая серебристая фольга. Вдоль горизонта – белые облачка. На березах – желтые листья, на рябине – красные гроздья винограда.

А все-таки жить хорошо! Настеньке уже десять лет – значит, не зря она связала свою судьбу со Славой?

Однако последним его поступкам не было прощения. Во-первых, он устроил настоящее аутодафе. Зачем-то попросился на Басманную к ее родителям, без нее, что-то искал. Когда появилась жена, кинул ей пачку фотографий (это были Сашины снимки, там, в Тимирязевском парке) – и велел ей немедля на его глазах все разорвать. О Боже, как она могла! Но – смогла: жалко было отца. К счастью, не тронул тот коралловый браслет, что подарил при отъезде Саша.

Во-вторых, испепеляемый местью за ту, настоящую ее любовь, привел в полученную женой квартиру другую женщину, и та три дня ночевала в их доме! Это все было так мерзко, что Тина поняла: болезни могут снова вернуться, и дочка может стать сиротой. Развод, скорее развод!

Четыре раза муж не являлся в суд, и неизвестно, чем бы все кончилось, если бы она с головой не окунулась в перипетии жизни художника Кустодиева и если бы… не обнаружила затерявшиеся письма Кирика.

* * *

«Дорогая моя сурьезная женщина!

Прочитал великолепную вещь Трифонова! И успокоился. Видишь – не всё тебе меня успокаивать, иной раз и я могу тебя успокоить. Получил огромное удовольствие от Трифонова. Какой „вкусный“ язык, и вместе с тем „вкусный“ не как самоцель. Все у него на месте, и жаргонные словечки, и простые обыденные, и даже свежеизобретенные. Все согрето смыслом. Я бы назвал это объективным реализмом.

Жадно (с голоду) поглощаю книжки. Прочел одним духом „Сумму технологии“ Ст. Лема. Титан-мужик! Поштудировал письма Короленко и увидел много своего (он – тоже Лев). Действительно, мне бы редактором быть, будь я учен…»

«О твоем замужестве не хочу ни говорить, ни слушать. Разве я не говорил тебе, что я из расы Прорицателей? Так что – не жду от твоего брака ничего хорошего…

Зато с опозданием поздравляю тебя с днем твоего рождения и внутренне радуюсь ему. Уверен, что твое появление на Земле принесло немало радости и света многим знающим тебя и узнающим по результатам твоих трудов.

На расстоянии, близком к космическому, многие моменты кажутся иными. Наши отношения по-прежнему живы и теплы, и я искренне благодарен тебе за радость и трудность общения.

Был у меня и рецидив певческой болезни на банальном фильме с участием Рафаэля. Мне всегда кажется, что люди достойны лучшего искусства, во всяком случае лучшего „духа“ искусства. И есть ощущение, что я мог бы в этом плане быть полезным людям. А может, это ловушки личных желаний. Во всяком случае, уже не время говорить об этом…

Дела у меня внешне – никак, внутренне – по-всякому. Общения бывают интересны, контакты, друзья, книги. А вообще-то нужно нам повидаться! Хочу тебе попеть, а главное, посоветоваться, потому как невольно (а может, и вольно – очень уж вольно!) выхожу на весьма крайние и чреватые решения. Впрочем, и их осуществить не так просто. Еще неделя-две – и я в Ленинграде. Приезжай! Чем-то я понравился доктору Ирине, ей лестно, если ты прибудешь в Ленинград. Приезжай. Не пропадай.

Твой концертмейстер».

«Милая умница!

…В связи с пафосными государственными праздниками меня терзают чуть не каждый день, пришлось аккомпанировать и опять петь „Есть у революции начало, нет у революции конца!“. Ну и Ленин тут же. – О!

Истинные патриоты другие – тихие и скромные. Я уже говорил тебе о Федоре Сухове, который прошел всю войну, да и еще не только стихи пишет, но и режет по дереву. Такого Бунина изваял! Тебе бы понравилось.

А вот стихи его, где отразилась война, печальны. Как же иначе? Посылаю тебе одно из последних. Давай помянем его – и не только словом, а церковной молитвой: он полон чести и порядочности (не то что я? – скажешь ты). Но – жизнь еще не кончается, – неведомо куда приведет она меня. Читай Сухова:

Очень недостает мне общения с вами – вот что я должен сказать мадам! Да, да… Задуманный тобой сборник „Голоса Америки“, 1975 год, Дилан, Пресли, особенно любимая песня Рузвельта „Прожить бы весь век средь просторов и рек, где пасутся олень и бизон…“ Прожить бы мне век там, где обитает фер леди!.. Главное, чего добиваются йоги: понимать друг друга без слов. С тобой это получалось. А теперь недостает взаимного облучения… Неоднократно пытался пробиться в Москву – по каналам телепатии, но никак не удавалось. Бывает так: полоса живой связи дается Жизнью, а потом линии вдруг прерываются. Может быть, это для того, чтобы переварить пережитое?.. Есть тут два певца – тенор и бас, пытаюсь из них что-нибудь выжать…

Кстати, знаешь, кто такой пессимист? Один человек сказал, что пессимист – это царь, потерявший трон, а оптимист – тот, кто царствует без трона.

К. Сергач».

Лопнул воздушный шарик мечты о счастливом замужестве. Сгорел семейный очаг, что впереди? А вдруг лучшее впереди, как огонек в степи, как восход в пустыне… Но только замуж больше – ни-ко-гда!

Так вот она, настоящая цена страданий! Избавление несет новую жизнь, надежду, деятельное созерцание! Кирилл, помнится, цитировал Рабиндраната Тагора: «Страдание – истинное богатство, оно открывает возможность совершенствования».

Каждодневно спасал Булат Окуджава: синий троллейбус, виноградная косточка, муравей, война… Профком хотел пригласить его на очередной вечер, но директор не разрешил. Печально. Как-то раз Валентине попалось стихотворение Булата о Неве. Мало того, что она тут же его выучила, в их классе учился Илларион Голицын, стала «прилаживаться» к этой теме. И твердила все время то стихотворение о Неве:

Валентина с дочкой поселились у родителей, и те были счастливы.

Знакомые, в том числе издательские дамы, принимали живое участие в ее разводе. Маленькая пожилая женщина из соседней редакции, весьма похожая на изящного, стройного суслика, шептала: